Максимилиан Кравков - Ровесники - сборник содружества писателей революции Перевал. Сборник № 2

Мальчонка на горку салазки приладил — скатиться норовит. Баба у колодца нагнулась — журавель заправляет, а конь, апатичный страстотерпец, уткнулся мордой в ворота: когда же откроют? И сейчас, как при отцах, при дедах — обыкновенная деревня.

В чем же ненависть, жгучая, созревшая, туманом нависшая над людскими сердцами?

— Стой! — гаркнули голоса.

Замнулись, осели кони. Руки — за уздцы.

— Кто таков?

Прямо в засаду влетели. Бородач потянул пятерню к вороту Баландина.

— Приехал, барин!.. Вылазь-ка!..

— Легче, легче, товарищ, выберусь сам, к вам ехал…

— В сборне расскажешь. Там узнают!..

Пестрый конвой. Цепкий. Перекидывают словечки, перемаргиваются. Темным налиты.

— Ага! — восторгается Баландин, — пришло! Пусть ругают, бьют смеются. Ведь не знают, что свой. Ведь почуют: обниматься полезут, огромные медведи, бунтари милые, лесные!..

И кто видел лицо Баландина, у того сомнением сразу разрушалось наивно-убежденное чувство злобы.

А сзади не видели лица, напирали да покрикивали:

— Из города хлюст…

— В темную его!..

— Чего в темную? В светлую! В проруби вода светлая…

Докатили до сборни, потоком тел подняли на крыльцо, поставили у двери.

Кошкин на гвалт — из двери. Наган в руке.

Председатель нового Совета за ним. Отчаянно глаза ожидают — лоб в лоб столкнуться со смертью.

Тревожный шум — не шутка в такие времена.

Изумился Кошкин, отступил. Даже жесткая забота лицо отпустила.

— Николаха… ты как?

Крякнули на крыльце, рты поразевали.

А задние не понимают, ворчат и лезут.

Кошкин рукой Баландина заслонил:

— Наш, товарищи, это! Наш! Который порох на фронт нам доставил…

Сбилось, спуталось настроение. Загудели голоса, дружно раскатились хохотом и ревом:

— Гляди, кого поймали!

Была просто волость, сборня. Потом волостная земская управа. Теперь — волостной Совет. А дела решались всегда одинаково. Упорным, разгоряченным перекриком. Долго галдят, пот утирают, шапками об пол брякают. Не вытерпят которые пожиже — уйдут. Обо всем толкуют, а об деле боком, скользком. Задивуется иностранец: чего это люди такой шар перепутанных вопросов без толку катают? А устанут — и решение выйдет: здоровое, мудрое, всех примирившее.

Так и сейчас, о доставке коней на партизанским фронт.

Под боком, за досчатой перегородкой, в клетушке писаря, сидят Баландин, Кошкин и еще один партизан.

— Выручил, Николаха, — охрипло рассказывает Кошкин. Получили порох как раз ко времю…

— Так, браток, изжились, — партизан добавляет, — патроны, скажи, хоть золой набивай!

Увлекается Баландин, радостно вспоминает.

— А я, как выехал из города, по всем лавкам распоряжение — айда порох и свинец в Кайдаровскую волость. Кстати, пушнины там много: приказание правления, говорю, такое. На обмен. В иных местах рады — только с рук бы сбыть, пока милиция не отобрала… И уж потом слышу, как привезли, — в Кайдаровке восстание. Порадовался.

— Ну, как живешь-то? Вспоминаешь нашу политическую ссылку?

Смеется Кошкин. Приятно вспомнить. За чайком бы побалакать — сколько ведь лет не видались. Эх, время, язви его, мало!..

— Вот что, Коля. Живем мы ладно. На лыжах, можно сказать, живем. Сами себе господа. И беляков пощипываем здорово. Но вот, знаешь, письменного народу у нас мало…

— Бедно! — подтвердил партизан и улыбнулся. — В Лежме уж на что? Дьякона взяли… Мужик — то, правда, он ничего. Одним словом, братие, говорит, воевать не могу, а писать жалаю… Пиши, долгогривый! Контроль приставили…

Вот я и думаю, Николаха, с собою тебя взять… Поедешь?

— А N-ск как?

— А без тебя там некому?

Да кто и был — поарестованы…

— Да-а… Кошкин задумался. — А хорошо бы буржуев там поворошить… Выходит, что надо тебе вертаться. Только ведь узнают, парень, про порох — минтом повесят.

— Так сразу? Обождут! Кто отсюда проедет? Вы же заслон поставили.

— Который тебя-то сцапал?

Все засмеялись.

— Поди-ка, Ваня, насчет лошадей скомандуй. Ему — в город.

Партизан вышел.

Заботливо обдумывая, Кошкин доканчивал:

— Через него, значит, и связь со мной иметь будешь. А я здесь базу налажу. Отряд формировать начнем.

— Базу! У тебя же оружия нет? А если из города нагрянут?

— Хватил. Они у себя-то со страху опупели… Где тут нагрянуть! Тут, брат, мы дома. Как в санях покойны…

Уже полчаса, как Решетилов сидел в кабинете Малинина, к которому прежде всего поехал с визитом, как только устроился в N-ске. Малинин чувствовал себя превосходно. Во-первых, он славно выспался после обеда, а догадливый гость приехал как раз в то время, когда Ивану Николаевичу было нечего делать. Во-вторых, его самолюбие было польщено тем, что приезжий с первым визитом явился к нему, а в-третьих… в-третьих, сам гость, положительно, нравился Ивану Николаевичу.