И зашумел кубрик, разобравшись окончательно, в какую дальнюю даль мы сумели все-таки добраться.
— Скоро будем и там!
— В хоккей бы на тамошнем льду попробовать…
— Ура-а!..
— Нет, только подумайте, братцы! Сколько людей погибло, так и не добравшись до этой восемьдесят пятой!..
— Письмо бы послать отсюда, — мечтательно вздохнул кто-то, — порадовались бы дома за нас!.. Жаль, почты поблизости нет. Красивый бы штемпель на конверте получился!
Письма, письма…
О них мне хочется сказать особо.
Знали бы наши матери и жены, невесты и друзья, чего стоит нам ожидание этих писем. Дома, на берегу каждый день донимаем мы корабельного почтальона: «Нет ли весточки?» И всегда кошками скребет по сердцу его язвительное: «Пишут еще…»
Все, от кого зависит быть матросу веселым или грустным, задумчивым или жизнерадостным, счастливым или несчастливым, пишите нам чаще!
…Старшина Федосов последнее письмо из дому получил перед самым походом, после вечерней поверки. Читал его, уже лежа в койке.
«Здравствуй, сын!» — постоянное начало отцовских писем. А дальше, как всегда, о заводе и о цехе, где работает сам отец и где Виктор тоже работал до призыва на флот. Дальний и верный у батьки прицел: пусть сын не забывает родной завод, помнит товарищей, которые сделали из него, мальчишки, настоящего рабочего человека. Его, Виктора, цех теперь носит звание коммунистического. Разбирает старшина отцовские каракули, и теплеет у него на душе, и видится ему цех, и ребята, и станок его — налево, сразу у входа… Утро. Самое начало смены. В цехе стоит еще сонная тишина и прохлада — это днем только потеплеет здесь воздух от работающих станков… Мастер Иван Григорьевич торопится навстречу — веселый человек с запорожскими лихими усами. «Как дела, Витя? Как сегодня жить будем?»
Еще и еще раз перечитывает старшина отцовское письмо. Давно разгадал он отцовские мысли. Чувствует, куда тот клонит.
«После этого похода напишу ему обо всем. Не к чему в прятки играть. Так и скажу: передай в цех, что скоро приеду».
…Гудят механизмы в отсеке — вот так же похоже гудят в заводском цехе станки. И сквозь рокочущий шум слышит старшина — зовет его кто-то:
— Витя!..
— Что, дядя Ваня?
— Наизусть, что ли, письмо заучиваешь, Витя? Сидишь, про себя бормочешь… Да и не дядя я пока, просто Иваном кличут…
Главстаршина Десятчиков стоит рядом, смотрит на Федосова удивленно.
— Да нет, просто читаю…
Вечером в кубриках пели.
Матросу без песни нельзя, матрос без песни как чайка без моря. Песня, как море, бывает необъятно широка и спокойна, неудержимо буйна и мятежна, мечтательно-грустна и задумчива.
Недаром моряки зовут песню своей «неразлучной подругой».
Запевалой у нас был мой дружок Федя. Голосок у него, прямо скажем, так себе, с таким голосом в консерваторию, конечно, не берут. Но музыку он чувствует и понимает, и для матросской семьи, для нашего кубрика Федя со своим тенором был дороже любых певцов.
Знаете песню «Прощайте, скалистые горы…»? Ее еще в войну североморцы пели.
Федя запевает ее с какой-то особой задушевностью. Этого не перескажешь. Это надо услышать.
Обратно вернемся не скоро,
Но хватит для битвы огня…
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
Голос запевалы сразу же тонет в гуле матросских басов, баритонов и теноров. Не всегда в ладу с музыкой, порою просто невпопад звучит наш нестройный хор. Но всем нам он нравится и такой. У всех хорошо на душе. Дальняя наша земля становится ближе, и исчезает щемящее чувство затерянности.
И уж конечно, нет и не бывает матросского отдыха без перепляса, без знаменитого флотского «Яблочка». Посмотрели бы вы, как пляшут его у нас на атомоходе. Залюбуешься! Не устоишь — сам пойдешь в круг.
А веселые припевки! Без них «Яблочко» — не «Яблочко», матрос — не матрос.
Я знаю, припевки матросские сочиняют на нашей лодке сами ребята. Помню, как-то в кубрике подошел ко мне старшина.
— А ну, дай мне рифму к слову «полярная».
Я ему несколько рифм подобрал. А на другой день услышал новые припевки.
Вышел матрос в круг. Ударил каблуком о звонкую палубу. И начал:
Эх, яблочко
Да ты подводное.
А наша лодочка
Атомоходная!
И тут же к нему навстречу выскочил другой — руки в боки, головой тряхнул, чуб со лба отбросил. И пропел, отбивая каблуками:
Эх, яблочко
Да ты полярное!
Ты на полюс попадешь.
Легендарное.
Читать дальше