Владимир Мирнев - Дом на Северной

— Сидишь? — спросил. Катя не ответила. Она не знала, что нужно говорить в данный момент, и отвернула от него лицо. — Сидя счастье не высидишь.

— А что я, бегать буду? — спросила Катя и вдруг рассмеялась, сама не зная почему, вдруг ей стало смешно. Она поглядела на шофера и прыснула. — Ой, какой ты чумазый! Точно негр.

— А ты в Африке была? Негра видела?

— Кого?

— Негра.

— А зачем же я его должна видеть? Ой, смешной ты, честное слово! Зачем мне негр?

Шофер подвинулся к ней ближе и дотронулся до ее руки. Катя отдернула руку, вскочила и тут увидела Ивана Николаевича, торопливо шедшего по двору.

— Пятна-то нету? — спросил шофер и засмеялся. — Пятна-то нету? Погляди на свою руку. Вот дотронулся… — Он еще раз дотронулся до Катиной руки. — Смотри, нету пятна. Папаша, — обратился он к подошедшему Ивану Николаевичу, по воинственному виду которого можно было заключить, что он собирается отчитать шофера за прошлое, — пятна нету на руке.

— Какого еще пятна? — угрожающе спросил Иван Николаевич.

— Да он ведь, дядь Вань, говорит… — начала было Катя.

— Постой, Катерина, — хмуро остановил ее Иван Николаевич, подошел вплотную к шоферу (они оказались одного роста) и строго сказал: — Нет. Нет. Нет. Садись.

Шофер покорно сел.

— Говори, — приказал Иван Николаевич и показал привставшей Кате на скамейку. Катя послушно присела, удивляясь тону старика и заходясь неудержимым внутренним смехом. — Теперь, шаромыга, можешь говорить.

— Чего говорить? — спросил шофер и удивленно уставился на старика. — Чего говорить? Говори… говори… А я на слова наложил вето. А что говорить? Говорить нечего, товарищ Робеспьер! И мы не на профсоюзное собрании, дорогой папаша. Чего говорить?

— Как чего? — удивился Иван Николаевич и даже на носки ботинок приподнялся от великого изумления. — Говорить нечего тебе? Ах, вон как?! Издеваться вздумал! Только мне заливал о пятне на солнце, а теперь ему и сказать нечего. Что значит врать любит: только говорил о пятне…

— На каком солнце? — привстал шофер. — Что ты мелешь, старый пенек?

— А это тебе не светило? — Иван Николаевич повысил голос, пальцем ткнул в небо, и в это время до него, видимо, дошло, что шофер обозвал его пеньком, и он на полуслове осекся.

— Фу-ты ну-ты! — Шофер отошел к машине, потом вернулся и, улыбаясь мягкой, приятной улыбкой, сел на скамейку. — Завел тут про пятна, а сам не понимает, о чем мы говорим. Хоть бы спросил: а как тебя, человек с большой буквы, звать-то, величать? Он сразу про пятна. Есть такой паук-птицеед, длина его десять сантиметров… Слыхал? — Шофер направился к машине и не попрощавшись, как и в прошлый раз, уехал.

Катя рассмеялась. Иван Николаевич с недоумением поглядел вслед машине, сплюнул, собираясь на огород осматривать огурцы. Катя долго не могла успокоиться. Ее смешили и шофер, и дядя Ваня, во всем в этот день она видела смешное, веселое.

— Ой, Катерина ты Зеленая, — сказал Иван Николаевич, — не ко добру смеешься. Не ко добру.

— Что, дядь Вань, мне уж и смеяться заказано? Ой, будь лихо, дядь Вань, остановиться не могу.

— Не нравится мне этот архаровец, Катерина, не нравится мне этот субчик, — сокрушенно помотал головой старик. — Нет. Нет. Нет.

Он вспоминал о нем и вечером, за ужином, и опять сокрушенно мотал головой.

Катя как только легла, сразу все забыла и тут же заснула, но ночью проснулась, и долго не могла уснуть. Ей все мерещился этот шофер, его голос, и она не могла себя понять, находила что-то необыкновенное в нем, это необыкновенное влекло и пугало. Ну разве может понравиться парень, который ростом ниже девушки? Он ей не нравится совсем. Она не могла даже приблизительно сказать, сколько ему лет. Такие, как он, и в пятьдесят словно в двадцать. Катя терялась от каких-то неясных своих мыслей и чувствовала, что наверняка это неспроста. В том как он выскочил из машины, как торопился с ведром к колодцу, как откусил огурец — во всем этом она находила смешное, виделся человек легкомысленный в поступках, а следовательно, и в жизни, и такому человеку, думала она, довериться нельзя. Разве мог ей понравиться легкомысленный человек?

Иван Николаевич, несмотря на свои старческие годы, всегда спал, словно дитя, но в эту ночь он неожиданно проснулся и спросил:

— Катерина, ты не спишь?

Катя не ответила, притворившись спящей. Утром она сготовила старику обед и ушла на работу.

Весь день ей было легко и весело. На овощной базе шла подготовка к приему овощей, и все рабочие сколачивали привезенные из магазина ящики.