— Ствол еще надо поворонить… — скромно объяснял. — Есть у меня один рецепт. Заводской. А один я сам случайно открыл. Воронить можно куриным пометом…
И Пономарь подробно поведал, при каких обстоятельствах он пришел к столь неожиданному выводу.
В ружейном деле Степан был докой и авторитетом пользовался непререкаемым. К тому же сычевцы привыкли из уст умельца-самоучки слышать совершенно курьезные на первый взгляд вещи и советы: как, например, обыкновенными ножницами из обыкновенного оконного стекла вырезать кружок для карманного фонарика, как, не имея паяльника, запаять кастрюлю, и многое другое. Пономарь был начинен разными техническими парадоксами, с удовольствием собирал их, черпая из журналов и справочников, а порой сам находил оригинальные решения, поражавшие воображение односельчан. Так что подвергать сомнению чудодейственные качества куриного помета никто из охотников не посмел.
— Игрушка!.. — бормотал очарованный «двадцаткой» Хтома Недоснованный, вертел ружьецо и так и этак, вскидывал, целился, причмокивал. — Махнемся, Степан Гаврилович? Ты себе новое заделаешь. Такому мастеру, как ты, это что раз плюнуть. Говори, что возьмешь в придачу?
— Не-е, камарад, я на него сам еще не нагляделся… — мурлыкал Пономарь. — Надоест, тогда уж…
Ружьишко и в самом деле сработано было любо-дорого, без спешки и в охотку: сверкало свежей полировкой, причудливые узоры гравировки радовали глаз. Все в ружье, исключая длинные витые стволы, изготовлено Степаном собственноручно: ложа и цевье — из корня березы, фактурой напоминавшего карельскую, замысловатые, в старинном стиле курки, замки… — все, вплоть до антабок, на которых крепится ремень.
— Ну, махнем, Гаврилович!.. — не унимался Хтома, упрашивал с настойчивостью подгулявшего удальца, бесшабашного рубахи-парня, готового на любые жертвы ради приглянувшейся вещицы. Игра эта, однако, никого из охотников в обман ввести не могла, ибо знали они, что за показной удалью и беспечностью Недоснованного скрывался точный расчет. Дядька он был из тех, которые и во хмелю не прошибут.
— Да такая цацка тебе, Хтома, аж никак нейдет, — рассудил зарумянившийся Онуфрий Чемерис. — Для твоей верблюжьей комплекции нужна до-обрая оглобля, чтоб в нее пригоршню пороху да пригоршню дроби, чтоб уж бабахнуло так бабахнуло!
— А шо, Толька, за батьково ружжо не узнавал в милиции? — поинтересовался кто-то.
— Эге, — тут же отозвались, — раз в милицию попало — пиши пропало. Там ему жаба и титьки даст!
— Хлесткая была «тулка»! — заметил зоотехник Феофилактов, умиротворенно ковыряя спичкой в зубах. — Бой у нее мировой был. Кто помнит, как Прокоп на озимке под Хуторянщиной зайца достал? Сто двадцать метров, не меньше! А как он врезал!..
— Откуда сто двадцать, Иван Андреевич? — возразили ему. — Я при том был. Восемьдесят от силы.
— И бой обыкновенный, чего там!
— Верно, ружье как ружье: спереди дырки, сзади затычки.
— Про бой пусть вам Хтома скажет: он на своем заду испробовал.
— Дядько Хтома, скиньте штаны да покажите — нехай не брешут, паразиты, зря!
Как человек компанейский, посмеялся вместе со всеми и Хтома, однако после смеха того во взгляде его будто отвердело что, оставив холодный недобрый блеск.
— Деньги, может, и вернут, — сказал Толька, скармливавший Ангелу объедки со стола, — а за ружье не знаю. Что вы смотрите на меня, дядько Хтома, будто я вам аж целый рубль должен? Говорите, не стесняйтесь, тут все свои!
Хтома убрал улыбку, обнажавшую стальные, крупные, как у старой лошади, зубы.
— Был бы тут батько твой, я б с ним побалакал. А с молокососом всяким не об чем.
— Не надо, хлопцы! — вмешался Онуфрий. — Так славно поохотились, выпили… Новый год — грех ссориться!
— А мы и не ссоримся, — отвечал Толька, побледнев враз. — Мы беседуем. Я хотел, к примеру, выяснить, отчего это батько покойный именно дядьке Хтоме, а не кому другому, всадил в зад заряд дроби, а дядько наперед объяснили мне — правда, не очень вежливо, — что я молокосос и что, значит, говорить со мной у них охоты нет. За «молокососа» в приличном обществе дают, конечно, по мордасам, но это я еще сегодня успею…
— А ну сунься, а ну иди сюда, недоносок, сопля поганая! — заорал Недоснованный и заворочался, порываясь встать. Но его удержали.
— Бросьте, мужики! — загалдела компания. — А то обоих повяжем зараз!
— Закругляться будем, пора! — Зоотехник Феофилактов обвел сидевших заметно посоловелым взглядом. — Солнце вон уже где! Пройдем еще немного. Кто у нас без зайца? Чемерис, где ваш заяц?
Читать дальше