— Ты зачем в больнице?
— А как же! Работой кто руководил? Наш, Тузенков. Может быть, и его привезли. Так вот проведать, указания получить, что и как. Чтобы на дистанцию этот случай не повесили. А могут. Он ведь руководил. И вообще, мало ли какие указания могут быть.
«Ни черта ты не знаешь!» — зло подумал Дементьев.
— Уходи отсюда, язык покороче держи.
— Понятно… — Тамочкин согласно закивал головой. «Значит, на перегоне действительно горы трупов…» — подумал он.
Подошел Зимарин. Тоже в халате, но, в отличие от Тамочкина, сосредоточенный, ушедший в себя. — А вы что здесь?
— Ничего, — недружелюбно ответил Зимарин. — Этот друг, — указал он на Тамочкина, — болтнул насчет Тузенкова. Я проведать пришел.
— Живой он! — гаркнул Дементьев. — И невредимый! А лучше б придавило! Сам пусть бы расплатился!
Зимарин по-новому глянул на Дементьева. Откуда неприязнь к подопечному, почему заорал, даже с больничной обстановкой не посчитался?
— Всем быть на работе! Без вас разберемся!
Зимарин подумал и пошел по лестнице вниз. Вслед за ним, приподняв полы длинного халата, отягощенный доверительным признанием Дементьева, обреченный на долгое молчание о горах трупов на перегоне, зашлепал Тамочкин.
Дементьев направился в кабинет главного врача. Можно было сразу обратиться к заведующему хирургическим отделением. Уж там-то о Вендейко скажут все. Но, во-первых, заведующий может не знать в лицо Дементьева и тогда нужный разговор не получится, а во-вторых, большие руководители быстрее поймут друг друга. Судьба происшествия на перегоне во многом зависит не от заведующих отделениями, а от людей повыше.
У стеклянной перегородки стояло несколько человек. Все в белых одинаковых халатах. Не поймешь, кто главнее. Андрей Петрович чертыхнулся в душе, увидев среди них Барумова.
Павел стоял рядом с Леной. Она уже не плакала. Бледное лицо нервно подергивалось, большие глаза смотрели на каждого широко и умоляюще, будто просили: «Помогите!» Павел держал в руках темно-коричневые флакончики, полотенце, складной стул. Его взгляд скользнул по Дементьеву с немым равнодушием. «Ишь ты, не хочет признавать! — подумал Дементьев. — За перегородку, как видно, не пускают. И правильно делают. Нечего отираться таким. Тоже небось проведать…»
Андрей Петрович вошел в кабинет с видом человека, уверенного в успехе визита. Подал руку, сел в кресло, обтянутое светло-серым парусиновым чехлом.
Главный врач Александр Васильевич Шубин никак не походил на медика. Раньше Дементьев не обращал на это внимания. Встречаясь на совещаниях, вежливо раскланивались, и все. Но сейчас он заметил, как белый накрахмаленный колпак не шел к его большому скуластому лицу, красному то ли от загара, то ли от полнокровия. Будто нарочно надел чей-то колпак, да еще сдвинул на лоб. И еще халат напялил. Зачем? За письменным столом можно сидеть в обычном костюме.
— Чем могу?
Ишь ты, спрашивает. Будто не знает, что оформление аварийных случаев без медиков не обходится.
— В каком состоянии Вендейко?
Поразительно равнодушие медиков! Привычка? Смотрит так, словно речь идет о вечернем чае. На грубом борцовском лице не дрогнула ни единая жилка. Ответил сухо, скрытно:
— Только что пришел в сознание.
Всмотрелся в Дементьева, что-то вспомнил. Пока доставал папиросу, прикуривал, его лицо оживилось.
— Беспокоитесь? Все сделаем, что нужно. Поможем встать на ноги. Не сомневайтесь.
— Сколько предполагаете продержать?
Шубин отложил папиросу, опять посмотрел на Дементьева. Теперь глаза его, вставленные в широкие костистые скулы, откровенно изучали посетителя. Андрей Петрович уловил мысль врача. Что ж, они должны понимать друг друга.
— Вас интересует не сам больной, а что с ним связано?
Вопрос в лоб. Этого следовало ожидать. Дементьев обязан смягчить свой ответ, по-человечески должно получиться. Хотя бы в начале разговора: врачи ценят гуманность.
— И это интересует…
— Понятно, — вздохнул Шубин. Он постучал мундштуком по стеклянной пепельнице с рябыми вздутиями на боках, уже без всякого интереса к Дементьеву сказал: — Открытых переломов у Вендейко нет. Кровь не пролилась. Но состояние тяжелое. Ждем, что скажет рентген. У вас есть предложения?
— Они сами напрашиваются. Если хотя бы внешне машинист цел, невредим, чего же выдумывать. Запишите одно слово: «ушиб». От вас больше ничего не требуется.
— Понятно… Если — «ушиб», то нет крушения. Если — «ранен», то — крушение. Правильно?
Читать дальше