Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Революционные рабочие всегда шли первыми в борьбе за демократию, за демократические права, хотя порою плоды этой борьбы пожинали другие, — спокойно ответила Упениек, словно не поняв вызова собеседника. — До сих пор социал-демократы видели демократию лишь одним глазом. Но я уже сказала: пока оставим наши распри. Сейчас главное для нас — общее выступление против реакции. И если вы, товарищ Пилан, искренне хотите помочь пурвиенцам, то в деле о жертвах насилия должны занять твердую, боевую позицию.

— Я должен занять? Этот вопрос пурвиенцы как будто решат сами.

— К вашему сведению, уже решили. Когда председатель Всеобщего профсоюза вернется со встречи с руководством Профсоюза сельскохозяйственных рабочих, вам объяснят это. Сейчас я апеллирую к вашей порядочности. В такой важный момент вам следует быть заодно с местными тружениками в борьбе против реакции.

— И что в таком случае должен делать Пилан?

— Может быть, мы встретимся с вами позже, после того как вы обо всем поговорите с членами вашей организации?

— Можно и так.

Андрис Пилан шел на встречу с Упениек. На первую в своей жизни встречу с коммунисткой… Сколько раз партийные лидеры его предупреждали: переговоры с левыми «товарищами» приводят к поношению социал-демократов. «Любой москвич, даже самый симпатичный из них, является страшным фанатиком, рабом догм. В каждом социал-демократе левые видят агента буржуя, чиновника охранки, которых следует всячески поносить». Лацис из трудовой молодежи уверял даже, что любому левому, прежде чем он встречается с членом социал-демократической партии, тайный агент Коминтерна вручает специальный листок со списком так называемых предательств социал-демократов. «Прежде, чем начать с тобой разговор, они заглядывают в московскую шпаргалку».

«Если такие словесные перепалки и бывают, то я от них буду избавлен, — рассуждал Андрис. — Упениек моя бывшая соученица, о главном между собой уже договорились правления обоих профсоюзов. Акция объявлена, члены организации обходят рабочих, зовут их на митинги и демонстрацию. Так что нам с Анной спорить не из-за чего. Может, из-за содержания речи? Может, им захочется повлиять на меня. Этому я, конечно, воспротивлюсь».

— Так что сперва будет общий митинг, — деловито начала Упениек.

— Ну а левые, то есть ваши, самостоятельно ничего не предпримут?

— Мы обсуждаем общее, совместно организованное мероприятие трудящихся против реакционеров. — Анна сжала руку в кулак. — Мы не спрашиваем, как социал-демократы осветят здешние события в своей печати, что ваша фракция будет делать в сейме, если она вообще захочет делать что-то.

— Значит, вы считаете, что социал-демократы ничего не делают?

— Всякое бывало, — усмехнулась Упениек. — Но оставим это. Нам нужно договориться о выступлениях на митинге. Не хотел бы товарищ Пилан встретиться прежде с близкими убитого?

— Мне говорили, что у Урбана близких не было.

— У него была невеста. Единственный близкий ему человек. Сейчас Вероника в Пурвиене, у единственной своей родственницы. Это совсем недалеко отсюда. В районе новостроек.

— Ладно, пускай будет по-вашему, — согласился Андрис. — Поговорим с невестой Урбана.

Домишко родственницы Вероники Курситис — один из самых маленьких среди построек за железной дорогой. Низенький, с двумя неодинаковыми окнами, с жердяными шалашами по обе его стороны: для дров и, должно быть, для мелкого домашнего скота, еще издали разит навозной жижей. Этот запах слышится и в комнате, забитой всякими пожитками и хозяйственной утварью. Полкомнаты занимает старый ткацкий станок, на подоконнике — цветы, отчего дома постоянно сумерки.

Андрис чуть не споткнулся на неровном глинобитном полу.

— Потише… Не веди, Анна, так шибко гостя! — раздался в комнате тихий, видно, хозяйкин, голос.

Та, к которой они пришли, девушка лет двадцати шести — двадцати семи, молча сидела на кровати. При виде гостей она чуть приподнялась, но не встала.

Упениек взяла стоявшую перед станком табуретку.

— Гостя привела? — спросила хозяйка.

— Вероника, — наклонилась Анна к невесте Урбана, — это мой знакомый из Риги. Он хочет поговорить с тобой, как проводить в последний путь Сильвестра.

— Какие могут быть проводы, когда полиция прячет умершего, — возразила хозяйка. — Сами зароют. Чужим не дадут.

— Но Вероника не чужая. Вся волость знает, что Вера была невестой Сильвестра.

— Вся волость знает, а они знать не хотят, — сказала девушка. — И ксендз в том числе… Была у него…