Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Я знаю. — Антон навалился на стол. — Пиши! «От бедняков деревни Пушканы Пурвиенской волости. Покорная просьба. Пан давно уже тут не живет, и большая часть мызы заросла бодяком. Мы, пушкановцы, обязуемся всю землю обработать. Вспахать и засеять рожью, ячменем и овсом. Горохом и клевером. От этого государству будет выгода». Факт! Ну, почему не пишешь?

— В прошении не полагается писать, что землю пахать будут и что именно на ней сеять будут.

— Как не полагается?

— Просто — так властям не пишут.

— Много ты знаешь!

— Знаю, что прошения полагается писать коротко и ясно. Надо сказать: мы такие-то и такие-то, просим, согласно закону правительства, присоединить к деревне землю мызы Пильницкого. Подписываемся и прилагаем гербовые марки.

— Ты мне не морочь… Факт!

— Девушка права, — отстранил Спрукст Антона. — Прошение надо писать покороче. Моего старика, когда тот еще парнем был, за длинную писанину выпороли. Готовил прошение о разделе земли. Дал какому-то дурню написать все, что в голову взбрело. Тот целый лист исписал, а господа, читая, так разгневались, что присудили просителю розги.

— Потому как старик всякую чушь наболтал… — никак не унимался Антон. — Ясно написать совсем другое дело.

— Пиши, Анна, так, как надо. По закону… — решил спор Гаспар. — Проси, чтобы господа землемеров прислали. Сейчас же, этой же осенью. Но как мы, шабры, передадим прошение в нужные руки?

— Самим и передать надо! — отозвалась Спрукстиха. — Тонславу так или иначе в Даугавпилс ехать — из-за Езупа. Заодно пускай Гаспар и бумагу отвезет. И третьему, скажем, Антону, поехать не худо бы.

Анна поднялась на самое высокое место на болоте, называемое Большим островом. Она оставила за собой неровный, как неумело проложенная борозда, след. Кусты и травы пахли по-осеннему горько: жалобно и протяжно перекликались птицы. Анна поставила корзинку под ореховым кустом и, взобравшись повыше, глазами отыскивала Монику Тонслав. Только что та была тут и вдруг точно в воду канула.

«Должна же она прийти сюда…» — решила Анна и села в тени. Уже осень, а все еще душно. Особенно здесь, на острове. Как на горячей сковородке.

«Большой остров. Большой остров… — мысленно повторяла она и легла на спину. — Какая тишина!»

Большой остров находился верстах в трех от деревни Пушканы, на самой середине Мохового болота. За Большим островом, с полверсты на юг, — Ореховый остров, за ним — несколько меньших, а еще дальше — заросший деревьями Волчий. С Волчьего острова можно пройти до Ницгале. По дороге в Ницгале, правда, надо местами пробираться между бочагами, по тонущим в иле кочкам и траве. Человеку стороннему трудно нащупать тут надежную тропу. Стоит невнимательно ступить в сторону, извозишься в иле по уши.

На Большом острове пушкановцы бывали довольно часто. Ходили за липовым лыком, за лозой, по орехи, ягоды и еще косить сено. Не на самом острове, конечно, его клеверные просторы принадлежали ксендзу и лесничему, а вокруг острова, на местах, поросших осокой, мать-и-мачехой и кувшинками. Скошенную или, как говорили сами косцы, «срубленную» болотную траву пушкановцы несли на сушу. Иной раз, попав под хорошее настроение господ, бедняки выпрашивали позволения сметать стожок накошенной осоки на острове. В деревню ее перевозили зимой, в морозную пору. Если, разумеется, нехватка корма не вынуждала семью косца доставить укос прямо в хлев.

Насколько помнят люди, на болотных островах часто скрывались от преследователей беглецы. Во времена дедов здесь прятались грабители, снабжавшие гибнущих порою от голода крепостных панским хлебом и другой снедью; после польского мятежа на островах скрывались от царских солдат повстанцы, после пятого года там прятались вырубщики панских лесов. В войну там спасали от реквизиции скотину и хлеб. После падения Советов сюда уходили не успевшие отступить красные стрелки и вообще сторонники советской власти.

Болотные острова также использовались как дороги. Во времена войн. Так в восемнадцатом году островами отходили на восток русские войска, а в девятнадцатом, на Рождество, Юстин Бирзак провел красноармейский отряд в тыл белым. Красные до последнего человека истребили сброд из курземского баронья и русских беляков. Только когда в Бирзаки ворвались грохочущие бронемашины ландесвера вместе с полуротой головорезов барона Таубе, красные оставили деревню. Отступили той же дорогой, что пришли, — по Моховому болоту. Стреляя им вслед, белые разворотили полболота — воронки от снарядов, точно колодцы, зловеще чернели на снегу до самого Большого острова. На болоте, сраженный пулей, остался проводник красных Бирзак. Потом белые судили и расстреляли его родственников.