Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— Привяжешь, тащи к воде. Пониже дубов. Вдвоем с ним, — показал он на Богданьского. — Пошли, Новиков. Пошли. Не то и нам примерещится черт с рогами… Сами поглядим.

Младший лейтенант с поляком ушли в заросли ивняка; Иванов увел Новикова на взгорок, откуда немного просматривался вражеский берег.

Немцев не было слышно. Погруженный во тьму, простирался от уреза воды покатый луг, на котором не дальше как вчера на закате Новиков со своего СНП [5] Скрытый наблюдательный пункт. видел штабеля плотиков, разобранные понтоны, аккуратно сложенные вдоль реки большие десантные лодки и купающихся в Буге немецких солдат; все, как на подбор, молодые, рослые, они плавали, кувыркались, дурачились и, крича что-то на своем языке, показывали руками в сторону советского берега; потом пятеро отделились и поплыли.

Наполовину укрывшись за пламенеющей кромкой дальнего леса, солнце обливало расплавленной бронзой ближние перелески, купола монастыря и часовни, реку и тех пятерых, что вышли на правый берег и мочились под гогот и выкрики в нескольких десятках шагов от НП.

— Что делают, сволочи! — бесился Ведерников и сжимал в руках автомат. — Младший сержант!..

Младший сержант… Что он мог, младший сержант? Выполнять приказ — не стрелять…

Ночь давным-давно стерла предзакатную бронзовость, слила в один — черный — цвет плотики и десантные лодки, готовые к сборке понтонные мосты, позиции артиллерийских батарей, танки и полевые кухни, скопления пехоты и монастырские строения с золочеными куполами, божий дом, превращенный в полевой лазарет, — все, все, что Голяков обозначил на карте синим карандашом.

Лишь левее часовни, от Славатычей, а может, от ближних хуторов, нарастая, приближался треск мотоцикла и рассеянный далью и жидким туманом пляшущий пучок неяркого света.

Потом свет исчез. Заглох мотоцикл.

— Хватит здесь чикаться, — сказал Иванов. — Пошли, время не ждет.

Новиков молча последовал вниз, к зарослям ивняка, где старший лейтенант опустился на корточки, прикуривая, чиркнул колесиком зажигалки под полою брезентового плаща, высветлив полукружие неправдоподобно зеленой травы. Запахло табаком, погас огонек. Но Иванов в коротком отсвете успел заметить оставленные переводчиком весла.

— Вот разгильдяй! — прошипел сердито. — Возьми, Новиков, отнесешь этому… младшему лейтенанту.

Все, что Новиков делал потом, принеся забытые в ивняке и оказавшиеся ненужными весла, — отвязывал и спускал на воду легкую надувную лодку, помогал Богданьскому сесть в нее, а затем понемногу стравливал конец прикрепленного к ней телефонного провода, — все это он проделывал машинально.

— Давай не спи, Новиков. Шевелись давай, — торопил Иванов.

Новиков не спал. И шевелился.

Быстрое течение несло лодку вниз, к изгибу реки, где, по расчетам младшего лейтенанта, ее прибьет к берегу без помощи весел и откуда уже пустую ее притянут назад.

Нет, младший сержант не спал, следил за лодкой, достигнувшей середины фарватера, даже заметил, как ненадолго ее будто бы придержало водоворотом и отпустило.

Но все это виделось без того острого восприятия, неизменно появлявшегося с выходом на границу, когда глаз фиксировал каждую мелочь, независимо от того, важна она или не заслуживает внимания. Сейчас окружающее виделось Новикову сквозь синие стрелы на карте начальника штаба, он почти физически чувствовал их хищные острия и с пугающей отчетливостью представлял огромность до времени притаившейся во мраке неотвратимой беды.

Старший лейтенант придушенно чертыхался, то и дело шлепал себя по лицу.

— Ты, черт!.. — слышалось справа.

Над головой Новикова тоже толклись комары, звенели на один манер — нудно и тоненько, лезли в уши и в рот, жгли шею и руки, облепили щеки и лоб, но он перестал ощущать жгучий зуд их укусов, как, впрочем, не заметил обвисшую — до воды — чалку, и продолжал ее стравливать понемногу, перебирая вспухшими пальцами осклизлую рубашку телефонного провода.

Он жил картой.

«Как же так получилось? — следя за лодкой, видя и теряя ее, потерянно думал он. — Разве без карты было не распознать зловещий смысл происходящего?.. Не у тебя ли на глазах столько времени — день за днем — у границы безостановочно накапливаются вражеские войска?! А притворялся незрячим. Как ты посмотришь в лицо Ведерникову, другим, кому доказывал несусветицу, успокаивал и обвинял в паникерстве?.. Карта с синими стрелами отрезвила тебя…»