Инга Петкевич - Лесные качели

Если бы цыганка могла ему нагадать, что в недалеком будущем его ждет крутой поворот судьбы, что из заоблачных высот он попадет в самое пекло молодой и горячей жизни, что массу забавных встреч и превращений запланировала для него судьба на ближайшее время, — если бы он услышал такие пророчества, он бы им не поверил.

Старая деревянная платформа «105 км» тихо дремала в зарослях рябины, бузины и орешника. Она скромно затаилась в этих зарослях от сурового и надменного пейзажа, что окружал ее со всех сторон.

Громоздились вокруг горы, покрытые хвойными лесами, причудливо изрезанные озерами. Их песчаные отвесные берега поросли вереском, и огромные серые валуны ледникового происхождения дополняли картину.

Небо тут было светлым и прозрачным. Холодно и строго глядело оно в серебряные зеркала озер.

И лось, хозяин здешних лесов, недаром зовется сохатым. Громоздкий, замшелый монумент, как необтесанное порождение каменного века, откуда ни возьмись возникает вдруг перед глазами, и не зверь вовсе, а часть пейзажа. Оброс весь мхом и лишайником, даже сосенка на голове прижилась — дремучий хвойный зверь ледникового происхождения…

Но лето приходит и сюда. Тает снег, бегут ручьи, прилетают птицы, и появляется масса комаров, чуть светлеет оттенок хвои да сохатый меняет рога.

И все-таки лето тут бывает волшебным, много чудесных превращений происходит вокруг. Время, например, ведет себя как придется. Как норовистая необъезженная лошадка, то скачет во всю прыть, то плетется задумчивым шагом, а то вдруг остановится совсем и стоит долго, неподвижно, настороженно. Пространство расширяется, расправляется в эти неподвижные дни, движение цепенеет, перспективы проясняются. И вдруг — хвать — где время? Пропало время, провалилось куда-то. Куда делась неделя, куда делся месяц, куда подевалось лето? Как не бывало.

Но не будем спешить. Жаркое лето 1972 года было еще в полном разгаре.

В пионерлагере «Рабис», что находился там, наверху, за этими соснами, которые так гордо и холодно поглядывали сверху вниз на платформу, только что начиналась третья смена.

Буйные заросли рябины и орешника окружали платформу «105 км», ей было уютно и красиво, ей шел этот лиственный плен. Сюда еще не добрались шустрые электрички, и только старый паровик, будто по привычке, изредка навещал платформу. Пассажирами он ее не баловал, разве что грибники, да рыбаки, да еще дети из пионерлагеря.

Лагерь давал о себе знать. Дети частенько навещали платформу, прятались тут от дождя или ветра, отдыхали по пути на залив и обратно или просто так сидели и болтали в ее уютном зеленом полумраке — платформой большей частью пользовались как беседкой. Дети сбегали из лагеря, чтобы походить тут по рельсам. Больше бежать им было некуда, до моря было далековато…

По ночам сосны шумело вершинами и кто-то тихонько плакал во сне.

Плакала маленькая девочка Катя. Ей опять снилась змейка. Эта желтая змейка снилась Кате постоянно. Иногда она вела себя прилично, и с ней даже можно было поиграть. Например, она умела танцевать: змейка прикидывалась узенькой ленточкой, и будто невидимый кто-то размахивал ею в воздухе, выводя красивые узоры… Но порой эта змейка была просто несносной, она шипела, нападала на Катю из-за угла, вылезала на уроке из портфеля, не понимая, что ее сейчас просто убьют. И все это куда ни шло, если бы эта вредная змейка иногда не делалась настоящим чудовищем: у нее вдруг появлялась на хвосте еще одна головка, как у Тяни-Толкая. Эти обе головки ссорились между собой и кусались. А так как находились они на разных концах одного туловища, то змейка начинала вертеться волчком с металлическим противным звуком. Она вертелась все быстрее и быстрее, а потом выстреливала в Катю или Катину маму… Это было очень страшно.

Таисия Семеновна ласково потрепала Катю за плечо, чтобы та проснулась и справилась наконец со своей вздорной змейкой.

Катя уставилась на Таисию Семеновну бессмысленными после сна глазами.

— Я выкинула твою змейку за дверь, — сказала Таисия Семеновна.

— Она там не простудится? — пробормотала Катя, засыпая.

«Как быстро они проваливаются в сон», — подумала Таисия Семеновна.

Она совершала свой вечерний обход. Лагерь спал, все вокруг было спокойно, и Таисия Семеновна тоже успокаивалась. События минувшего дня понемногу утрясались в ее голове, волнения и постоянная тревога за детей затихали. Чувство удовлетворения от еще одного удачно прожитого дня было ее единственной наградой, смыслом и счастьем ее жизни.