Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

— Я без цирка не могу, Феодосий Георгиевич.

— Верю. Но сейчас об оформлении тебя на работу не может быть и речи.

Ольховиков вскочил со стула:

— Все равно я в консерваторию не пойду!

И не пошел…

Целых шесть месяцев жил между небом и землей, между цирком и консерваторией.

Каждый день приходил в цирк, куда его не брали, и ни разу не пришел в консерваторию, которая его ждала.

Но в конце концов ждала, ждала и отступилась.

А между тем душка тенор за два с половиной консерваторских года, позабыв цирковой режим, вместо прежних семидесяти трех килограммов стал весить девяносто три. Сделался похожим на Марио Ланца если не голосом, то фигурой.

Он попробовал спрыгнуть с лошади и свалился на колени…

Нужны были срочные меры.

Николай первый человек «насчет покушать», и Ниночка это обстоятельство учла. С самого утра на ее кухне весело шипели свиные отбивные, а супруг, ловя дразнящие запахи, потирал в коридоре руки и облизывался. Но едва приближался к отбивным, следовала команда:

— Иди кидай пять булав пятнадцать раз!

Ничего не оставалось, как повиноваться… И если, кинув четырнадцать раз, на пятнадцатом он булаву ронял, приходилось начинать все сначала.

Это, конечно, жестоко, но надо же сбросить двадцать килограммов, не прибегая к расслабляющей диете!

И за три месяца Ольховиков сумел восстановить свою форму. Характеру воздушной балерины позавидовал бы сам Океанос!

С жадностью набросился на работу истосковавшийся по цирку жонглер. Полностью восстановив прежний номер, начал экспериментировать.

В Москве, например, инспектор манежа объявлял: «Жонглер Николай Ольховиков», не упоминая о лошади.

И Николай появлялся вначале на сцене, жонглируя пятью булавами, повисал на трапеции, делал «кач», а в это время вбегала лошадь, и он вскакивал на нее, продолжая номер…

Иногда эксперименты ему не удавались.

Стоя на лошади, он научился жонглировать семью шариками. Но трудность этого трюка была по достоинству оценена только специалистами. Успеха у публики трюк не имел, — видимо, реквизит показался слишком мелким для конного жонглера.

Но вообще-то это были годы его наивысшего расцвета. Николаю пошел четвертый десяток, но выглядел он юношей. Во всяком случае — с манежа.

Нине и Николаю было присвоено звание заслуженных артистов РСФСР.

А вскоре их мастерство сумели оценить не только советские, но и зарубежные зрители.

Первая страна, куда попал Ольховиков (не считая «иранской самоволки»), была Венгрия, страна с богатыми цирковыми традициями, страна, где цирк любят и понимают. Там Николай в числе других (сестры Кох, Кантемировы) был награжден почетным значком, который в Венгрии присуждают за выдающееся мастерство.

Затем был в Польше, в ФРГ и во Франции. Между прочим, одна парижская газета писала, что «если русский цирк — „золотой гвоздь“, то шляпка гвоздя, несомненно, Ольховиков».

Кстати, во Францию Ольховиков приезжал трижды и столько же раз гастролировал в Королевском цирке в Бельгии…

Он выступал в Соединенных Штатах, Великобритании, Италии, Турции и т. д. И всюду не только жонглировал, но и пел. Пел по-английски и по-французски.

Засвидетельствовать свое уважение к нему приходили известные артисты, в том числе жонглер Максимилиано Труцци, блиставший в тридцатых годах на советских манежах и оставивший о себе добрую память.

Николай имел грандиозных успех еще и потому, что на Западе жонглеров на лошади почти не осталось.

Когда в Москве готовили альбом дружеских шаржей и эпиграмм на артистов цирка под названием «Вокруг манежа», я под рисунком, изображавшим Ольховикова, ничуть не покривив душой, написал:

Выступления за рубежом часто проходили во Дворцах спорта, где нет циркового опыта по устройству манежа. Там манеж делается наспех.

И вот в Париже, во время второго своего приезда, Ольховиков, еще репетируя, почувствовал что-то неладное, но что именно, понять не мог. А на представлении лошадь начала нервничать. Пока она шла рысью, Николай хотя и с трудом, но все же первую часть номера отработал. Настало время финальному трюку — курсу. Лошадь помчалась рывками. Николай впрыгнул на лошадь и почувствовал, что его словно бы веревкой оттянули назад. Свалился, встал, впрыгнул снова, и тут его выкинуло на гравий, отделявший манеж от первых рядов. Ничего не понимая, он впрыгнул в третий раз и сумел, жонглируя своими факелами, продержаться на лошади два круга.