«А ты к ветеринару сходи!» — раздавался голос из зала.
Конферансье невозмутимо продолжал: «Был и у ветеринара, но он сказал: вы совершенно здоровы, какой дурак вас ко мне послал?»
В военные годы в Доме писателей конферансье М. Гаркави однажды начал концерт двумя строчками, одна из которых симоновская:
В повестке нынешнего дня
«Убей его» и «Жди меня»!
А в конце войны каждый взятый нашими войсками город Гаркави зарифмовывал сам, и получалось так:
Что ж, фрицы! Нефти не поешьте,
Сегодня взяли мы Плоешти!..
Нефть, правда, не едят, но успех артисту гарантировала не изящная словесность, а Советская Армия.
Кстати, для праздничных концертов всегда не хватает конферансье, и однажды был приглашен молодой актер, который спросил у И. Козловского:
«Как вас объявить?»
«Очень просто, — ответил знаменитый певец, — солист ордена Ленина Академического Большого театра, лауреат Государственных премий, народный артист Советского Союза, профессор Иван Семенович Козловский».
«Как, как?..»
Иван Семенович оценивающе оглядел юношу и сказал:
«Можете объявить короче: солист Большого театра, народный артист…»
«РСФСР или СССР?» — перебил юноша.
«Не надо ничего! — рассердился певец. — Объявите просто: Козловский».
Растерянный юноша выскочил на эстраду и гаркнул:
«Лемешев!..»
— Что же, конферансье сами придумывают свои репризы?
— В основном сами. А иногда и придумывать было не нужно. Гаркави, который был очень толст, по ходу концерта рассказывал, как в Уральске к нему подошел дежурный аэропорта и спросил:
«Гражданин, сколько вы весите?»
«130 килограммов».
«Не пойдет».
«Что „не пойдет“?»
«Полагается не больше, чем сто».
«Так что же, вы меня резать будете?..»
Дежурный подумал и сказал:
«Резать не будем, а разницу оплатите как за багаж».
— Говорят, будто юмористы, в частности писатели, в жизни люди мрачные и замкнутые.
— Не убежден! Взять, например, Эмиля Кроткого. Его представить без экспромтов просто невозможно. Для него острить было все равно что дышать. На предложение женского журнала сотрудничать в нем, он ответил:
Покуда в «Женщине» мы Кроткого не встретим,
Он ходит к женщинам, но только не за этим.
О нем можно рассказывать бесконечно. Однажды грипп не заставил Кроткого отказаться от концерта в МАИ (Московском, авиационном институте), но он предварил выступление такими словами:
Презрев гриппозную простуду,
Читать стихи я все же буду,
Останки ж бренные мои
Спешу пожертвовать МАИ…
Когда в мастерской «Агитплаката» один поэт предложил лучшие работы делать на шелку, Кроткий тут же откликнулся экспромтом:
В журнал он чушь таскал некстати,
Зато теперь в «Агитплакате»
Его суконную строку
Воспроизводят на шелку…
Как-то в одной редакции Эмиль Кроткий сказал:
Не беда, что ума
У Наума нема,
А беда, что Наум
Претендует на ум.
А на именины писательницы Д. художник И. принес торт, оказавшийся черствым.
«В каком магазине вы купили этот торт?» — спросила хозяйка.
Бывший в числе гостей Кроткий ответил за художника:
«В комиссионном».
Кроткий до последнего часа оставался верен себе, о чем я написал стихотворение, ничего в нем не выдумав.
Московский вице-Ювенал,
Сын музы сатирической,
В гостях у смерти побывал,
На первый раз — клинической.
Воскреснув максимум на треть,
Изрек почти торжественно:
— Сильна наука! Умереть
И то не даст естественно…
……………………………………….
Хочу поэта я почтить
Правдивым панегириком:
Он мог не жить, но не шутить
Не мог…
Он был Сатириком!
А Маршак?.. А Виктор Ардов?..
Однажды Самуил Яковлевич был приглашен к министру кинематографии И. Г. Большакову. Прождав час, Маршак ушел, оставив записку следующего содержания:
У вас, товарищ Большаков,
Не так уж много Маршаков.
Ардов же без шуток вообще немыслим! Как-то в самолете попросил гигиенический мешок.
«Зачем?» — спросил его коллега.
«На случай, если ты будешь в дороге острить».
А вот другой юморист, Михаил Эдель. Пограничник и фронтовик, он был, естественно, человеком смелым. Но морских путешествий терпеть не мог. Все же в Одессе ему пришлось снизойти до «Адмирала Нахимова», иначе мы опаздывали на выступление в Ялту.
…Я сидел утром у судового парикмахера, когда вошел Эдель.
Читать дальше