Свою работу я сдал мигом.
— Но это же не смешно! — завопил один брат.
— Зато правильно! — обрадовался второй.
А я, по молодости своей, еще не знал, что «смешно» и «правильно» не всегда в искусстве совпадают.
Затем я написал этим братьям большое музыкальное обозрение, и это было моим первым произведением, написанным для цирка.
Однако в молодости мне особенно сочинять было некогда: я искал себя то в драме, то в театре пластического балета, то в музыкально-драматической труппе и, наконец, попал в ташкентскую оперетту на амплуа «бобиков», как называли тогда вторых актеров. Потом, будучи в армии, начал конферировать в теаджазе, перейдя в дальнейшем на эстраду как исполнитель куплетов, пародий, песенок и, естественно, как джазовый конферансье.
И снова попал в цирк, поскольку концерты временами проходили и на манеже.
В Ростове-на-Дону только начал музыкальный фельетон, как по деревянной крыше цирка со страшной силой загрохотал дождь, а ведь микрофонов тогда в цирках не было… Все-таки дотянул выступление до конца.
Среди цирковых артистов у меня появилось много друзей. Помню, ухаживал за одной девушкой-жонглером, а знакомый певец говорит:
— Женись на ней, и сделаете общий номер.
— Какой? — не понял я.
— Ты читай фельетоны, а чтобы публика не скучала, она в это время будет жонглировать…
Начав писать регулярно, я стремился всегда быть полезным любимому искусству. Цирку нужны и слово, и трюк. Лиши манеж слова, и уйдут из цирка сатирические фельетоны, умолкнут злободневные куплеты, не прозвучат задорные частушки, онемеют музыкальные клоуны, они не станут ни петь, ни разговаривать, как знаменитые Бим-Бом, а будут только играть на разных инструментах, не выйдут на манеж разговаривающие клоуны-дрессировщики, сатирики с трансформацией и без. К сожалению, сейчас к этому идет… Кроме стихов в прологе, ни единого слова в программе иной раз не услышишь.
Цирку нужно слово, но не нужно, конечно, многословия. Нужна мысль, выраженная через трюк.
И вот найти этот трюк и придать ему осмысленное звучание — увлекательная задача человека, создающего цирковой репертуар. Часто мне помогают сами клоуны, ибо кто же лучше почувствует трюк или предпосылку для его возникновения? Бывает, впрочем, и так…
— Понимаешь, — говорит кто-либо из них, — вот выходит, значит, на манеж корова, я к ней подхожу и…
— Что «и»?
— Ну, дальше ты придумывай сам, на то и автор. Но…
— Что «но»?
— Сделай так, чтобы обязательно было смешно.
Мне в таких случаях вспоминается сатирик Рыклин, который, будучи редактором «Крокодила», просил машинистку: «Машенька, перепечатайте этот фельетон посмешнее».
Чтобы писать для цирка, надо его любить не меньше, чем его любят сами артисты. И поступаться своей славой ради славы чужой. Цирковой или эстрадный автор анонимен. Хотя он, с одной стороны, нужен, но его вроде бы, с другой стороны, и быть не должно. Однажды драматург М. Червинский привел свою маму на спектакль А. Райкина, предупредив, что всю программу написал он, Червинский, вместе с Владимиром Массом. Выходя из театра, мама сказала:
— А все-таки Райкин очень остроумный человек!
Мне иной раз кто-либо из приятелей пересказывает увиденную на манеже репризу. А написал ее, оказывается, я…
Секреты циркового юмора загадочны.
Давным-давно один Рыжий клоун попросил придумать для него выходную реплику:
— Все равно какую, лишь бы было смешно…
А в это время у всех на слуху были две песни: знаменитая «Катюша» и не менее знаменитая песня «Андрюша».
Сам не зная почему, я выпалил:
— А вы спойте «Выходила на берег Андрюша»…
Поняв, что сказал глупость, я густо покраснел, но через несколько дней Рыжий поймал меня в коридоре.
— Спасибо, дорогой! «Андрюша» идет «на ура»! — И он с теплой улыбкой добавил: — Мне кажется, вы поняли специфику цирка.
Насчет специфики не скажу, но постепенно постиг очевидную истину: публика, слыша знакомую мелодию, естественно, ждала слова «Катюша», и «Андрюша» удивил своей неожиданностью.
А неожиданность — это уже трюк! Но она может быть и глупой (как в этот раз), и умной. В дальнейшем я стремился, естественно, к умным неожиданностям, достигая, так сказать, переменных успехов.
Как-то я увидел в газете две фотографии. На одной был снят мужчина в штапельной пижаме, которая была ему впору, а на другом снимке — тот же мужчина, но в пижаме, которая была ему явно мала. Оказывается, она после стирки села.
Читать дальше