Иосиф Келлер - Суровые дни

Приткнувшись к холодной стенке и подняв воротник шинели, Сергей сидел в полузабытьи.

…Пыльная улица и внизу, под горой, у реки, широкой и сверкающей на солнце, — окутанный дымом завод.

Черемуха в палисаднике перед домом, выстроенным еще дедом, пришедшим сюда из демидовского Невьянска.

Крыльцо с шестью скрипучими ступенями. Комната. Кровать, застланная пестрым одеялом. Окно, выходящее в огород. Старые липы. В их прохладной тени хорошо лежать, читая книгу.

Кухня в доме Таганцевых. Нарядная плита, выложенная белыми глянцевитыми плитками. Вкусные запахи и куски пирогов, мяса, рыбы и еще чего-то такого, что таяло, исчезало во рту. У плиты его мать — искусная стряпуха, полновластно хозяйничавшая на этой, казавшейся сказочной, кухне.

…Первое знакомство с Асей, прибежавшей выклянчить горячий пирожок.

Ася!

Книги в красивых переплетах, которые она давала читать. По ночам к нему приходили бесстрашные мушкетеры, Том Кенти в королевских одеждах, благородный рыцарь из Ламанчи, неунывающий Робинзон и неумолимый мститель Монте-Кристо. Чудесные спутники далекого детства! С ними он скакал на диких мустангах, влезал на неприступные скалы, плыл по волнам бушующего моря, защищал угнетенных, спасал прекрасных девушек, которые всегда оказывались удивительно похожими на Асю!

…Ася!

Тоненькая, с длинными черными косами и удивленно раскрытыми большими глазами. Ростислав Леонидович ласково звал Асю Цыганочкой. Когда Сергей уезжал в Петербург поступать в технологический институт, Ася еще училась в гимназии.

Было воскресенье. Сергей зашел к Таганцевым проститься. У них вечером собирались гости, и Варвара Лаврентьевна послала Асю в город купить шоколадных конфет.

Сергей пошел с Асей.

Из поселка в город ездили поездом.

Спускаясь к станции, они услыхали паровозный гудок. Чтобы не опоздать, побежали, весело перескакивая через весенние лужи, и успели заскочить в последний вагон.

Народу в праздничный день ехало много. Полно было и на площадке. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. Первым вскочив на высокие ступени, Сергей сильным рывком втащил Асю в вагон. Ее рука так и осталась в его руке.

Сергей был не очень разговорчив. А тут, когда его лица касалось легкое Асино дыхание, а пальцы ощущали теплоту ее ладони, он и совсем стал молчалив, хотя именно сегодня, перед отъездом, Сергею хотелось говорить необыкновенные слова.

В городе, прежде чем отправиться в кондитерскую француза Нажэ, они пошли посмотреть на ледоход От вокзала улица поднималась к бульварчику, с которого летом жители города любовались речными просторами. На бульварчике оставалось еще много нестаявших сугробов. А внизу, на реке, почерневшие льдины, яростно сталкиваясь, налезали одна на другую. И солнце слепило глаза, и в лицо бил шальной апрельский ветер.

Ася! Какая она теперь? Ведь прошло более пяти лет с того дня…

Каждый поворот колес приближал его к долгожданной встрече… Но ждет ли она так же жадно и нетерпеливо, как он? Тревожно забилось сердце, когда он услыхал в ЦК, что его посылают в Пермь, чтобы оттуда пробраться через линию фронта в Екатеринбург. Стыдно признаться: тогда он сперва подумал не о встрече с родителями, а о ней — Асе!

У калитки особняка, любезно предоставленного правителю местным богачом, чернел, словно большой жук, автомобиль. Офицер-шофер стучал замерзшими ногами и ругал полковника Волкова, приказавшего так рано приехать сюда. Но выйти из машины согреться офицер не решался. С минуты на минуту в калитке мог показаться адмирал Колчак.

Столь же нетерпеливо ожидал адмирала еще один человек — Альберт Ричардович Ольшванг.

Он ходил по гостиной, дымя сигарой, бесцеремонно стряхивая пепел на дорогой текинский ковер и не замечая хрустальных пепельниц на столике из карельской березы и на рояле.

Всякий раз, как трюмо отражало его сухопарую фигуру, Ольшванг останавливался, будто впервые видел лицо, заканчивающееся квадратным подбородком, черные стрелки усов, казавшиеся приклеенными к пергаментной коже, и выбритую голову.

Ольшванг ждал уже около часа.

Верховный правитель спал!

Вернувшись в Омск вчера вечером из инспекционной поездки, Колчак еще на вокзале получил от американского генерального консула Гарриса текст речи президента Соединенных Штатов Америки, переданный датским международным телеграфом, проходившим через Сибирь и Урал.

Как и все, что говорил Вудро Вильсон, эта речь больше походила на воскресную проповедь пресвитерианского священника, чем на выступление государственного деятеля.