Владимир Попов - И это называется будни

Понаблюдав, как развалили другие фундаменты, Збандут отправился в доменный цех. На душе стало спокойнее. Мощный заряд нервной энергии, без которого не обходится ни одно ответственное решение, израсходован, мучительные колебания остались позади. Дело сделано, корабли сожжены.

На железнодорожных путях, возле которых уже сгрузили несколько кожухов цистерн без днищ, шел оживленный разговор. Авилов и Калинкин, на этот раз выбритые, приодевшиеся, пытались что-то втолковать Апресяну, а тот изо всех сил сопротивлялся. Выглядел Апресян неважно. Темные застои под глазами — признак нездоровья — не скрывала даже природная смуглость кожи.

— О чем дискуссия? — поинтересовался Збандут.

Калинкин сразу потускнел, застеснялся, но Авилову сам черт не брат. Даже с директором он чувствует себя на равных.

— Да вот, — Авилов показал огромной, как лопата, ладонью не то на Апресяна, не то на строителей, — считают, что спервоначала нужно поставить железный кожух трубы и только потом выкладывать его снизу доверху огнеупором. А сколько каменщиков поместится в трубе? Трое. От силы четверо. Слой за слоем — за какое время осилят? А наш страстотерпец, — кивком показал на Калинкина, — предлагает выложить каждую секцию кирпичом, закрепить кладку и ставить секции одна на другую уже готовыми. Резонно? Мало сказать резонно. Здорово! Так упираются. Им, видите ли, проще пустую железяку поднять и крепить наверху, нежели выложенную. А что фронт работ будет малый, на это начхать.

— Поднимать выложенные кирпичом секции действительно сложнее, — заметил Збандут. — Сложнее и рискованнее.

— Правильно! — в один голос подхватили обрадованные поддержкой строители.

— Эх, Валентин Саввич, — разочарованно протянул Авилов, — а я-то думал…

— Не торопитесь, — остановил его директор, — я еще не закончил. Сложнее, но значительно быстрее. Так что лучше уж пусть монтажники попыхтят.

— Валентин Саввич, вы должны понять, что предприятие это опасное! — гипнотизирующе глядя на Збандута цепкими, горячими глазами, сказал Апресян. — Сорвется, не дай бог, одна секция — вся работа пойдет насмарку.

— Бью челом, выручайте.

Апресян засадил руку во вьющиеся седеющие волосы, крякнул.

— Ну что ж. Когда-то меня очень выручил Рудаев. А мы, южный народ, добро помним. Не могу отказать, Валентин Саввич.

Возвращался к себе Збандут окрыленный. С легкой руки Калинкина гляди — и в самом деле удастся ускорить монтаж трубы, а следовательно, пустить печь суток на двое раньше, чем предполагали.

В приемной его ожидал Золотарев. Но не всегдашний Золотарев, чопорный и ушедший в себя. На лице смятение и растерянность.

— Пойдемте. — Збандут потянул его за рукав в кабинет.

— Беда, Валентин Саввич, беда! Все рухнуло… — заговорил Золотарев мелодраматически.

— Как это — все? — торопливо спросил Збандут, решив, что на завод свалилась новая напасть. — Как вас понимать?

— Диаметр железной трубы оказался недостаточным, чтоб пропустить продукты горения.

Жилы на шее Збандута натянулись, как струны, лицо сделалось багровым от напряжения. — Кто вам сказал?

— Проверили расчетом.

— Не может быть… — с трудом выдохнул Збандут не столько от недоверия, сколько от нежелания поверить этой горькой правде.

— Я не единожды просчитал все от начала до конца. И не только я. Попробуйте сами.

Збандут взял в руки расчет и с трудом заставил себя сосредоточиться. Такие крутые переходы от отчаяния к надежде и опять к отчаянию могли сокрушить хоть кого. Не к чему придраться, не за что зацепиться. Неужели домне стоять полтора месяца? И если к этому присовокупить фундаменты… Нет, такое не сойдет ему с рук.

Золотарев не курит, но сигареты на всякий случай с собой прихватил. Предложил Збандуту, вытряхнув из пачки одну. Но тот отобрал всю пачку, бросил на стол.

— Ступайте и предупредите Ольгу Митрофановну, что меня нет. Ни для кого.

Зашел в комнату, предназначенную для отдыха, достал из шкафа коньяк, который придерживал на случаи появления именитых гостей, выпил рюмку и улегся на диван. Мыслей не было, были какие-то обрывки мыслей, вялых, блеклых, трафаретных. Потом и обрывки спутались — непрочная дрема подхватила его.

По-разному рождаются оригинальные идеи, по-разному приходят решения задач, над которыми бьются досужие умы. То во время максимального напряжения мысли, во время взлета творческой фантазии, а то неожиданно, когда человек и не думает о предмете своего неустанного беспокойства. Вдруг ни с того ни с сего возникает в мозгу ясное представление искомого, словно вытолкнуло его подсознание, сработавшее за тебя, без тебя, без какого бы то ни было твоего вмешательства. Зингер решил главный узел швейной машины — иглу — во сне: увидел флагшток, укрепленный веревкой, продетой сквозь отверстие на его конце. Так появилась игла, отличавшаяся от обычной тем, что имела отверстие не у тупого основания, а на острие. А вот советский конструктор спортивного оружия Марголин увидел прицел, который ему никак не давался, наяву. Ехал в трамвае, слушал перебранку пассажиров, и ни с того ни с сего пред мысленным взором его предстала рамка прицела, намертво прикрепленная к рукояти пистолета. И уж совсем необычно получилось у Юткина. Пытался сформировать шаровую молнию при искровом разряде в жидкости, но сосуд разлетелся на куски, и, докапываясь до причины случившегося, он открыл электрогидравлический эффект. Искал одно — нашел другое.