Леонид Почивалов - Двое в океане [Хроника одного рейса]

Смолин направлялся к спаркеру, но, вспомнив еще об одном неотложном деле, решительно изменил направление, — несколько потерянных минут не в счет!

Коридоры нижних палуб были странно безлюдны, свет люминесцентных трубок казался мертвенным, гнетущим, вызывал чувство потерянности, чудилось, будто «Онегу» давно покинули люди и она блуждает где-то в иных сферах мироздания.

В каюте Ирины повсюду беспорядочно валялись вещи, которые она готовилась взять с собой, но не взяла — косметическая сумочка, колготки, косынка… У Смолина сжалось сердце. Вдруг представилось, что Ирины уже нет на судне, и вообще она неизвестно где, и он никогда ее не увидит.

Он взял со стола фотографию Оли, опустил в нагрудный кармашек. Теперь все! Теперь — к спаркеру!

На корме случилось ЧП. Сорвало часть креплений главного буя, при каждой новой волне буй бился в потоках воды, как пойманное на крюк огромное оранжевое чудовище.

Палубой выше, ухватившись за прутья ограды, плечом к плечу стояли мокрые с головы до ног рослый Гулыга в бушлате, коротконогий Диамиди в неизменной своей тельняшке и трое матросов, смотрели на корму, где бесновался буй.

— Если сорвет, то дров наломает — дай боже! — заметил один из матросов.

— Кабину крана разнесет — это точно! — определил Диамиди. — Без крана останемся, елкин гриб!

Взглянул на Гулыгу:

— Может, все-таки попробовать? А? Петельку бы на скобу набросить, и к кнехте. Жалко ведь, и буй и кабину! Имущество!

— Рисково, — замотал головой боцман. — Вон волна-то!

Заметив проходившего по палубе Смолина, боцман удивился:

— Куда это вы?

— К спаркеру.

Гулыга нахмурился:

— Побыстрей идите да поосторожней! Здесь опасно. Не дай бог, унесет! Я даже Шевчика отсюда прогнал.

На палубе, где находился отсек спаркера, Смолин неожиданно встретил Рачкова. Держась за поручни, тот медленно куда-то двигался, в задумчивости клонил голову, будто в уме решал что-то не решенное самой электронной машиной. За его спиной небрежно, как рюкзак туриста, висел спасательный жилет, в который он так и не облачился.

Увидев Смолина, Рачков остановился, словно размышляя, как ему поступить и что сказать в следующую минуту.

— Вы… Туда?

— Туда!

— А ведь этот район как раз для вашей теории. Будто иллюстрация… правда?

Смолин почувствовал, как к его груди подкатывает теплая волна:

— Верно! Представляете, Володя, спаркер обнаружил здесь залежи нефти. Огромные!

Серое от усталости лицо Рачкова расплылось в улыбке.

— Вот это да! Значит, ваше предсказание подтверждается! Поздравляю! Я всегда верил в вас.

— Верил?!

— Конечно! Прочитал вашу рукопись и поверил окончательно.

— А… найденные там… просчеты?

— Уточнения! — поправил Рачков. — Просто машина кое-что уточнила. В деталях.

Он мягко улыбнулся:

— Говорят, даже в «Сикстинской мадонне» есть несовершенные детали.

— …Внимание! Внимание!

Что-то оборвалось в груди под ударом этого хриплого голоса, выпавшего из динамика, укрепленного на мачте над их головами. Вот оно! Все-таки случилось! Сейчас позовут к шлюпкам. Но голос с торжественно значительных высот вдруг соскользнул на горизонт, обозначенный скрипучими нотками раздражения:

— …Прекратить наконец хождение по палубам, черт возьми! Сколько раз повторять! — И уж совсем по-стариковски: — Не экспедиция, а детский сад!

И хотя этот раздраженный упрек с мостика относился и к ним двоим, стоящим на палубе, Смолин почувствовал облегчение. Раз ругаются, значит, пока все в порядке! Заледеневшее было в тревоге лицо Рачкова снова возвращалось к жизни.

Юноша поднял на Смолина глаза, в которых проступили искорки азарта.

— Константин Юрьевич, можно я сейчас с вами? А? Разрешите? Пожалуйста! Мы же не скот, чтобы безропотно ожидать заклания! Мы — люди! — Он вытянул перед собой руки, словно демонстрируя их готовность. — Мы должны что-то делать! Можно?

— Беги на мостик! — сказал Смолин. — Если капитан разрешит…

Рачков отшвырнул свой жилет, как вещь нелепую и бесполезную, и ринулся вверх по трапу.

На «Онегу» стремительно ползли тучи. Они были теперь совсем низко, вот-вот сорвутся с вышины, рухнут, придавят судно, как скорлупку… Палуба ходила ходуном, и появившийся на ней кинооператор с тяжелой камерой в руках еле держался на ногах.

— Вы все еще здесь? — изумился Смолин.

— Здесь! — подтвердил Шевчик. — А что? Работаю. Только вот беда-то какая… — он сокрушенно покачал головой.