Кузьма Чорный - Млечный Путь

Коля Сущевич никак не ждал такого вопроса. Подозрительно посмотрел на Крамаревича и с вызовом ответил:

— Я никому не служу — я ищу отца.

И вдруг они, старый и малый, словно стали вровень, и Крамаревич сказал:

— А мне уже и искать не надо. Некого искать.

— Может, и мне тоже.

Крамаревич сделал шаг к Коле. Коля сел на лавку и попросил покурить.

— Не привыкай, сынку, к этому дыму. Не велико счастье.

— Да вот потянуло, сдается, полынь бы глотал.

— А ты перетерпи, соберись с силами. Все на свете проходит. Пройдет и горе это.

Коля подвинулся дальше от края лавки и облокотился о стол. Как жажда в знойный день, вот так же владело им желание покоя, который могла бы дать задушевная беседа с близким человеком. Полными мольбы глазами он смотрел на Крамаревича, а тому этот взгляд выворачивал душу. Он думал о своих детях и в то же время понимал Колину печаль. Не столько из любопытства, сколько для того, чтобы согреть душу этому мальчишке, он спросил:

— А разве у тебя нет никого из близких, кто бы хоть иногда пожалел тебя, пока не найдешь батьку?

— Есть у меня дядя Сымон, и Павел Прокопеня мне как товарищ, даром что ему двадцать лет. Да и вообще все. Мы все друг с другом ладим.

Радостная и важная мысль, за которую Антон Крамаревич ухватился, как за спасение, родилась и засела в голове после этих Колиных слов. «Он проговорился, этот хлопчик. Это они в своем отряде ладят друг с другом. Не надо больше ни о чем расспрашивать, не надо травить ему душу, пускай думает, что он ничего лишнего не сказал». Какое это было облегчение для Антона Крамаревича! Он спасен, он не погибнет в горестном одиночестве! Он будет держаться за этого мальчишку и с его помощью выйдет к людям. С людьми он заживет как человек, а не какой-то великомученик. И Крамаревич надолго замолчал. Коля Сущевич подумал, что этот человек хочет остаться один, что никто ему не нужен, и приуныл. Это всегда так бывает. Детская душа, когда она отравлена ядом безнадежности и уныния, жаждет участия и доброго слова. Причем ей мало участия со стороны одного человека — только весь мир своею добротой способен уберечь юную душу от психологического надлома. Коля подумал: скажу своим, что тут живет подозрительный человек.

— Тебя вроде Колей звать? — сказал Крамаревич.

— Колей, — обрадовался мальчик. Доброта всего мира опять повернулась к нему лицом. Вот такие повороты судьбы либо калечат душу, либо дают железную закалку на всю жизнь.

— Так знаешь, Коля-Николай, тебе спать охота. Ложись на печи и полежи. И я прилягу.

Коля молчал.

Крамаревич подумал, что снова этот мальчишка дуется на него, и не на шутку встревожился, Человек простой, тихий, обычный, как и ребенок, врачует душу тем, что делится с кем-нибудь своим горем. И Крамаревич нашел что сказать:

— Знаешь, Коля, у меня есть бульба, чугун, дрова и спички. Давай сварим поесть.

— Давайте, — согласился Коля.

Это был миг их настоящего сближения, искреннего и глубокого, не оставляющего места для малейшего недоверия. После этого они уже говорили и говорили без устали до самых сумерек. У Коли нашлось в карманах несколько кусочков сухой колбасы, обвалянных в хлебные крошки. Пока варили похлебку и потом ели ее, оба снова сровнялись в состоянии души — дети, да и только. Поев, прилегли все же на печи. Но только на считанные минуты. Первым подхватился Коля. Он как бы вспомнил, что может потерять сейчас нечто очень важное.

— Мне пора идти, — сказал он.

— На ночь глядя?! — деланно удивился Крамаревич, но он-то знал, что все так и будет, он ждал и хотел этого.

Коля торопливо застегивал свою одежину. «Тут не надо слов — пошел с ним, и все», — думал Антон Крамаревич, туго подпоясывая стеганку. Не взглянув друг на друга, они собрались в дорогу. Между ними уже было молчаливое согласие. Коля стоял и ждал, пока Крамаревич возился с проволокой, запирая сени. Небо на западе еще розовело, но кругом было по-осеннему темно. Петух уже сидел на заборе под окнами.

— Одичал тут один, бедняга, — сказал Крамаревич, глядя на петуха.

— О, он тут сидит все лето, с самой весны. Я его тут часто видел.

«А мальчишка знает все тайны этого угла, все, что происходило здесь в мое отсутствие. Жил двор своей безлюдной, отрешенной жизнью, а он все знал, он видел эту жизнь». Крамаревич испытывал такое чувство, как будто он и Коля Сущевич с давних пор были в сговоре. Так и шли — Коля впереди, а Крамаревич за ним. Коля думал: «Пускай идет, я скажу, что не только выследил, кто живет в заброшенном доме, но и привел этого человека с собой».