Николай Самохин - Рассказы о прежней жизни [сборник litres]

Реванув от страха, я тоже полез на плетень. Но за мной Герой не погнался. Он остановился, глянул на меня мельком, будто хотел убедиться, что я цел, перемахнул плетень и спокойно затрусил по улице. На шее у него болтался короткий обрывок цепи. Видать, одно из звеньев не выдержало сильного рывка – разошлось.

Выбежавшая на шум мать всплеснула руками:

– Все! Ушла собака! Теперь поминай как звали…

Ничего подобного, однако, не случилось. К вечеру Герой вернулся. Набегался досыта и заявился как ни в чем не бывало. Мать глазам своим не поверила.

Одной из самых высших собачьих доблестей считается преданность первому хозяину. Сколько приходилось мне потом слышать и читать историй, воспевающих эту преданность. Отданные в другие руки, псы прибегали домой за десятки километров, упорно – годами – ждали предавших их людей на причалах и в аэропортах, сдыхали от тоски у дверей заколоченных домов. Да что там истории литературные, что вымыслы и были. У нас у самих много лет спустя жила собака по имени Султан. Взяли мы Султана щенком, сами выкормили его, но то ли воспитателями оказались никудышными, то ли порода у пса была такая: вырос он бесхарактерным, шалавым и трусоватым. Внешность, правда, имел устрашающую: громадный, лохматый (от сеттера было в нем что-то намешано), хриплоголосый. За внешность и соблазнился Султаном дружок моего отца дядя Степа Куклин. Дядя Степа только что отстроился – далеко, на улице Кирпичной, на самом ее погибельном, хулиганском краю. Жизнь там была небезопасной, дядя Степа мечтал о надежной собаке. Ну, и привязался: отдайте да отдайте Султана.

Отец согласился.

Несколько месяцев дядя Степа держал Султана на цепи. Потом как-то зашел к нам посоветоваться.

– Привык кобель-то вроде. Ласковый стал, всех признает. Попробовать разве на ночь отпускать его? Пусть барражирует.

– Спытай, – хмыкнул отец.

На другой день как всегда рано проснувшаяся мать вышла из дома. На улице еще серо было, часов пять утра. Едва мать открыла сенную дверь, как ей на грудь бросилось что-то большое, лохматое и мокрое. Это был вернувшийся Султан. Мать с перепугу чуть удар не хватил.

А дядя Степа рассказал потом, как все было:

– Только я спустил его – он хвост дудкой и алле-пошел. Я: «Султан! Султан!..» Куда там…

Султан прибегал к нам еще несколько раз. Сердобольная мать кормила его: путь от Куклиных был неблизкий – километров восемь-десять. Что говорить, нам льстила такая привязанность Султана. Но для него самого было в ней что-то унизительное. Ведь всякий раз приходил дядя Степа с ременным поводком и забирал Султана. Да еще давал ему хорошего пинка, а мы, ради кого пес терпел побои, не заступались.

Кончилось это тем, что однажды мать, которой надоели визиты Султана, повадившегося жить на два дома, сердито сказала:

– Ты чего опять приволокся, черт репейный! А ну марш отсюда… скотина.

А вот Герой не сбежал. Не подался к людям, которые продали его за две буханки хлеба, а вернулся туда, где с ним разделили жалкую пищу, где он успел пролить кровь, где нуждались в его защите и преданности.

И это было не единственное, чем удивил он нас в тот день. Оказалось, что Герой не укусил никого из моих товарищей. Через некоторое время мы собрались на соседнем огороде, обревизовали друг друга и обнаружили, что даже штаны у всех целы. Герой, значит, только пугнул пацанов, нагнал, как говорится, страху. Оттого, наверное, и рычал он так свирепо, и лаял, хотя в других случаях предпочитал не расходовать голоса.

Убедившись, что их всего-навсего взяли «на понт», пацаны принялись подтрунивать друг над другом. «А ты-то, а ты!..» – кричали они, вспоминая, кто как драпал, кто бороздил носом землю. Потом перекинулись на Героя («Да у него и зубов-то нет»), а когда я, обидевшись за Героя, начал пылко защищать его, досталось и мне тоже.

Через несколько дней насмешки прекратились. Герой сделался всеобщим кумиром. Случилось это так. Мать, поверив, что Герой не сбежит, стала отпускать его на прогулки. Правда, не одного пока, а со мной. Я выводил Героя на коротком поводке за калитку, и мы осваивали улицу: то есть я держался за ремешок, а Герой трусил от столбика к столбику, оставляя пометки.

Как-то, совершив обычный круг, мы остановились у нашей ограды: Героя почему-то заинтересовала молодая травка, он начал срывать отдельные былинки и жевать их, хамкать, брезгливо оттопыривая губы. Я и сам-то смотрел на это с немалым удивлением, а тут еще подошли мои дружки. Они и вовсе обалдели.