— Чудной доктор-то, все в окошки на женщин зарится, скучает, скажите какая болезть — проказа, упаси бог, а я и не знал!
— Ладно, Пострелкин, распоряжение будет сделано.
— Вот и хорошо, благодарю вас, до свидания!
— Всего хорошего!
Но, дойдя до двери, осмелел, воротился к столу и сообщил еще:
— Хоть и фамилия моржовая, а по всей видимости приятный человек, жалко его, фельдшер пьяная морда такая, ушел до завтрого, так ему и совсем скучно. А я понятное дело неподходящий субъект.
Андрей Прокофьевич рассеянно кивнул головой, и Пострелкин ушел.
И было это третье и самое важное в часах суток, а может и в днях жизни инженера Воробьева. В затхлый кабинет вошла дерзкая жизнь и провела упруго-скрипучим крылом по пыльным мыслям. И прежде всего стало жаль себя и, когда глотал тревожную слюну, тронул языком во рту непривычно пустое место. И тотчас же подмигнул из бумаг и махнул чем-то ярким и пестрым д-р Деспиладо. Представлялся он мощным мужчиной в костюме торреадора, совсем как в давно виденной опере. И совсем неожиданно возникло неясное желание посмотреть на д-ра и боролось оно с робостью и деловито-бумажными мыслями.
А приводной ремень скользил плавно и мягко и также мягко принес и поставил у стола свежую точно с морозного воздуха и шелковистую Тамару Петровну, делопроизводительницу стола учета.
— Можно к вам?
В глазах и голосе веселость и неистощимая надежда.
— Самый неприятный элемент, еще потом сослуживцы подтрунят. — И, не взглянув, спросил нарочито грубовато:
— Ну, что?
Ах бывало, не раз бывало воплощалась она в воображении, покорная всем желаниям и теперь еще неловче смотреть на красивые открытые плечи.
— Ну, что?
— Вот тут ведомость подписать.
И встала слишком близко, можно бы и подальше. Хочется подписать поскорей, но ведомость интересная, умело бегут глаза по графам и цифрам.
— А почему здесь не показан средний оборот вагона?
Низко заклубились томящие темные волосы и нужно поднять, только поднять голову и окунуться в ждущие глаза: инженер Воробьев — завидная партия.
— Ах, подождать, не подписывать, пусть стоит возле, еще, еще! — Но больше нельзя, все разъяснено, ведомость подписана и нет уже Тамары Петровны.
А кабинет манит к себе все новых людей. Здесь, пришел, зовите по телефону, делайте доклады, несите бумаги, здесь, здесь инженер Воробьев. И внимательно слушает бронзовый глупый олень, как торопливой походкой ходит по кабинету время, и верит инженер Воробьев, что идет оно скорее, чем дома.
Но вот 4 часа — конец, до нового утра, можно обедать, любить, отдыхать, хлопотать.
— До завтра!
— Прощайте!
Хлопает пружинистая дверь, считает все ли ушли, одного долго не не досчитывалась: Андрей Прокофьевич вышел, как всегда, на час позже всех.
— А все же нужно бы посмотреть, какой вагон дали этому доктору. — Прошел на вокзал, отыскал и остановился, в окнах вагона никого не было видно.
— Ага, жесткий Киево-Воронежский 4-го класса N 535; вот и все, вот и все, больше здесь нечего делать, нужно итти домой. А может войти? — и нерешительно вытащил из кармана вагонный ключ, постоял, оттягивая время, как тогда с Тамарой Петровной и повернулся уходить. Из вагона выскочил Пострелкин.
— Любопытствуете, Андрей Прокофьевич, может зайдете, скучает доктор-то, — и наклонился к уху с шепотком доброжелательным, — других бы не пустил, а вас завсегда, потому старое начальство, знакомое, зайдите, поинтересуйтесь!
Уже не раздумывая, Андрей Прокофьевич шагнул в вагон. Первая половинка была пуста. Пострелкин постучал во вторую, запертую, и сейчас же открыл дверь своим ключом.
— К вам вот!
— А-а Пострельки, Пострельки venez ici, venez!
К двери торопился высокий, охваченный сумерками человек. Рукой он прикрывал лоб, словно от солнца.
— Вот они хочут познакомиться, начальство мое. Я сказал, что вам скучно, они и зашли.
— Ах, как я вас благодарю очень, очень, садитесь, пожалюста. Ви русски ingenieur?
Но упрямая, сверлившая весь день мысль выскочила неожиданно.
— Зачем вы приехали в Россию?
— Зачем ви сюда приехаль? — словно для перевода повторил Деспиладо и вдруг отнял ото лба руку и улыбнулся всем бритым, тонким лицом.
— А ви как сюда попаль? — и указывая на открывшиеся буро-красные пятна, сказал — это нужно бояться, я не дольжен вас принимать, но такая тоска, такая…
— Я не боюсь, — перебил Андрей Прокофьевич, — мне хотелось поговорить с вами.
— Ах вот понимаю, bien, хорошо. Зачем я приехаль? Я приехаль учиться смотреть etc. лепрозорий и революция, о какая революция! Я шель с вами, я стреляль вашу буржуа, я лечиль ваших женщин и вашу Lepro tuberosa, я сам привиль себе и сам захвораль…
Читать дальше