Василий Ильенков - Аноха

— Приду, Тих Тихч, обязательно приду, — окончательно зачарованный вниманием к нему, бормотал Аноха.

Литейщик Степка сверкает смехом, улыбкой, прибаутками, словно свежий осенний лед искрится на солнце.

— Чтой-то наш Аноха мудрит, — отпускает замечание Степка, сливая чугун в заформованные Анохой опоки. — Жили деды — не видали беды, стали жить внуки — натерпелись муки… Да куды ж, холера, ковш гнетешь?! — вдруг заорал Степка на подручного, и «мать-перемать» полетела по цеху.

— Насажают тут анох разных вислоухих на нашу погибель… Другой сопель откинуть не умеет, а тож других учить берется, об себе воображать начинает… К начальству улизивается… — косит черный глаз Степка в сторону Анохи.

От ковша и от степкина тяжелого взгляда пахнуло на Аноху одуряющим жаром, пот хлынул обильными ручьями по лицу, парализованные внезапно руки бессильно повисли вдоль тела, и разом Аноха почувствовал, как страшно он устал, как уходят последние силы.

— Что язык высунул?! Кишка тонка за такое дело браться?

Да, слаб Аноха, не суждено ему подняться над своим горьким уделом. Видит Аноха торжествующие напряженные мускулы степкиных рук и в неповторимой игре их читает свой приговор.

В этот день Аноха уходил с завода надломленной, разбитой походкой.

Он зашел в моссельпромку. Жадно вытянул, стакан за стаканом, бутылку теплого пива без закуски, чтобы больше захмелеть. Выпил вторую, спросил третью…

Пивная опустела. Разглядывая знакомую обстановку, Аноха подметил, что все предметы ожили и сдвинулись с своих мест: краснолицая девица на плакате летела в черную пропасть, но почему-то смеялась; шаткие бутылки беспричинно падали; от накренившегося стакана растекались желтые пивные ручьи, изломанные мутным зеркалом столы и стулья валились на-бок. Груды пробок и склизких окурков шевелились от массы насевших мух. Отовсюду Аноху обступили черные полчища пивных бутылок и, казалось, двигались на него в грозном наступлении.

Анохе вдруг стало жутко. Схватив стул, он размахнулся. Бутылки, с отчаянным звоном разлетаясь в куски, расступились перед Анохой, и он, шатаясь, шагнул к двери.

Проснувшись, Аноха вспомнил, что вечером ругался с матерью, колобродил ночь, избил кота и потом гладил и ласкал его, целуя смешную и облезлую мордочку и холодный и черный кончик носа.

В ухо назойливо трубил комар, а Анохе казалось, что это заводской гудок настойчиво зовет его на работу. Он торопливо оделся и зашагал по улицам, напоенным запахом цветущих яблонь.

В завод Аноха пришел задолго до гудка. Цех еще спал, и только вагранка сотрясала тишину могучим своим дыханием. Аноха впервые видел свой цех таким пустым, лишенным человеческого гомона, впервые разглядел Аноха железные перекрытия крыши, обычно тонувшие в синей дымной мгле, — сейчас воздух был чист, и Аноха поразился, как фермы, склепанные из отдельных кусков, сшитых бесчисленными заклепками, могли держать вот такую огромную тяжесть, нависшую над головами двух тысяч рабочих. Поразился и преисполнился чувством уважения и доверия к этим малюсеньким заклепочкам и хитрому сплетению металла…

…Вот и тут хитрость… Ведь надо же было заставить бессильные куски металла сцепиться и создать нерушимую опору для непомерной тяжести крыши, чтобы легко и свободно могла переметнуться из края в край гигантская рука электрокрана.

Аноха опустил глаза, и такими жалкими ему теперь показались верстаки формовщиков, заваленные черными грудами земли, сдавленные пирамидами опок, кадками с водой и разным хламом. Верстаки, загороженные переборками, казались Анохе тесными закутами, и не верилось ему, что и он сам в таком ящике, наполненном непроглядной пылью, формует горшки. А, ну, раздвинуть бы к чортовой матери эти конурки, чтобы свободней стало да чтоб сито под руками не путалось — вот бы попробовать!

— О чем задумался, парень?

Аноха вздрогнул: перед ним стоял Тих Тихч.

— Да вот гляжу так… Уранил сегодня на работу…

— Пойдем! — сказал Тих Тихч, и Аноха, подчиняясь его властному голосу, зашагал рядом. Они подошли к верстакам. Там уже работал Федос. Смущенный внезапным приходом инженера, Федос хотел снять кепку, чтобы поздороваться, но руки только скользнули по волосам — кепки не было:

— Думал… загоню лишнюю пару, Тих Тихч, — оправдывался Федос.

Инженер скинул пиджак и остался в нижней рубахе, расшитой синими васильками.

— Ты, Федос, песок готовь… Я чашечку формовать буду… Ты — венчик… — командовал он, и работа закипела.