Александр Толстиков - Охотничьи были

Нелегко пришлось леснику. Медведица тяжелая, сдвинуть ее с места трудно. Все же освободил друга, у которого было покусано лицо, разодраны руки.

Подошли другие лесники, посадили медвежат в мешки, сделали носилки для товарища.

Когда Тимофей (так звали пострадавшего) пришел в себя, он рассказал, как все было.

— Шел я без всякой осторожности, размахивая топором и все думал, что друг идет поблизости… Поворот передо мной. Тут и напала медведица. Я было за топор, но она выбила его, повалила меня на землю. Смотрю, медведица лапу подняла, готовясь мне на голову наступить. Уж совсем конец пришел, да помощь подоспела.

Одного из медвежат тотчас же отдали в зверинец, другой пока жил у Тимофея.

Мы с Александром Константиновичем решили навестить Тимофея в один из воскресных дней.

Хозяин встретил нас приветливо. Он рассказал все подробности, показал шкуру медведицы. Потом вдруг забеспокоился: куда же запропастился медвежонок?

— Урру! Урру! — звал он его.

— У него прозвище такое, — пояснил Тимофей. — Его так мать звала.

Но Урру не отвечал.

— А не в сарае ли он? — вдруг сказал Тимофей. — Помнится, жена его оттуда сегодня не выпускала.

Мы пошли в сарай. Медвежонка не было видно. Лишь из угла, откуда-то из-под земли раздавались странные звуки — казалось, не то кто-то фыркает и захлебывается, не то скулит.

— Ах ты, сорванец! — воскликнул хозяин.

В темном углу сарая, прямо в землю был закопан, по таежному обычаю, бочонок меда. Медвежонок почуял запах, стал разгребать землю и провалился.

Соединенными усилиями мы вытащили его. Неприглядно выглядел Урру. Вся шерсть на звереныше слиплась, мед стекал с нее ручьями. Медвежонок превратился в тягучий липкий ком. Медом были залеплены глаза и уши. Раздувшиеся бока Урру показывали, что внутри у него меду более чем достаточно.

Медвежонок не шевелился. Мы уж думали, что он вот-вот задохнется.

Хозяйка принесла ведро воды, второе, пятое, десятое. И вот постепенно звереныш принимает медвежий вид, приходит в себя. Черные глазки его открываются, двигаются уши. Урру трет морду лапами и подлизывает воду с земли. Его мучит жажда.

— Ничего Урру, потерпи, легче будет, — наклоняется над мишкой лесник. — Вот поправишься, отдадим тебя в зверинец. Больно ты шальной становишься.

Часа через три Урру приходит в себя. Он сидит смирный, притихший. Его окружили ребятишки с кордона.

— Как тебя зовут? — спрашивает рыжеволосый веснушчатый паренек.

— Урру, — отвечает медвежонок.

— Молодец! А скажи: хочешь меду?

Медвежонок фыркает.

После двухдневной охоты возвращался к себе на хутор старый охотник-промысловик Исай. С ним было ружье, которое за последнее время стало немного сдавать — случались осечки. Это и не мудрено. «Ружьишко у меня прадедовское, фамильное», — говорит Исай.

Не раз советовали ему купить новое ружье, но он и слушать не хотел:

— Как же это! Ружьишко у меня вроде товарища. Сколько раз мы с ним из разных тяжелых историй выходили… Нет! Невозможно это.

Хоть и хорошие говорил он слова, однако все знали, что Исай скуповат.

Словом, возвращается Исай к себе и наметанным взглядом различает: кто без него приходил, что делал… Еще издали старый промысловик заметил — все в порядке, только дверь сарая почему-то открыта.

«Наверняка козы сломали задвижку», — подумал он.

Исай шагнул во двор и только тут увидел огромного черного медведя. Зверь повернулся к охотнику, зарычал, но с места не двинулся.

Исай не торопясь зашел в избу, перезарядил ружье, появился на крыльце. Зверь встал на задние лапы, рявкнул, сделал прыжок.

Прогремел выстрел. Медведь рухнул на землю, заревел.

Исай хотел перезарядить ружье, но гильза не выходила из ствола. Ее раздуло. Пришлось идти в избу, искать шомпол.

Когда охотник снова вышел во двор, медведя уже не было. Зверь ушел, оставляя за собой кровавый след.

Исай позвал собак. Те его не услышали. Они рыскали где-то в лесу.

Оставалось одно: идти по следу раненого зверя без собак, искать его. Уж такой человек был старый промысловик: за что возьмется — не бросит.

Исай взял ружье, прикрепил патронташ, зашел к соседям попросить помощи. И вот раненого зверя начали преследовать трое мужчин. Один из них — Нифонт — совсем мало знал тайгу. Он работал в мастерской бытремонта в городе — чинил примусы, ведра, а на дому от случая к случаю подшивал валенки. Едва Исай предложил ему идти на медведя, как Нифонт, не раздумывая, согласился. Возможно, ему мерещился трофей в виде большой медвежьей шкуры.