Да, да, она каждое лето регулярно как проклятая ездила на тетину дачку, а потом еще брала отпуск и убивала его там же, но только до того времени, когда вдруг однажды решила, засучив рукава, взяться за дело — за осуществление своей мечты. Она стала работать не покладая рук, в две смены; после работы, а также в выходные и отпускные дни бегала по этажам делать уколы, не отказываясь от мелких денег, которые ей предлагали (тете же говорила, что в поликлинике некому работать, и ей не дают ни выходных, ни отпусков), экономила, как могла, на еде, не тратила ни копейки на развлечения и наряды, а в последние два года отказалась даже от дорогих косметических средств (заменив теми, что подешевле), от косметических кабинетов (массажируясь теперь изредка и нерегулярно, когда удавалось уговорить Строеву — медсестру при физиотерапевте их поликлиники — за небольшие подарки), взяла ночное дежурство в терапевтическом отделении ближайшей к дому больницы, — в общем, старательно и терпеливо собирала деньги, чтобы осуществить свою мечту. Как раз этим летом накопленная сумма оказалась, по ее мнению, вполне достаточной, чтобы купить две пары светлых летних брюк и к ним несколько модных нарядных легких блузок и, на всякий случай, две-три — потеплее, одно-два платья, одну пару модных туфель и две — босоножек, два хороших купальника, поехать к южному морю и пожить там по возможности дольше, ни в чем себе не отказывая. Нет, нет, она не хотела свидания с южным морем наспех и кое-как (как-то местком предложил ей льготную путевку на 12 дней в южный приморский пансионат) — она хотела побыть у моря совсем одна, то есть затеряться среди многих незнакомых людей, и подольше (накопилось отгулов, плюс выходные, и выпросила десять дней за собственный счет — так что сложилось почти до двух месяцев), вставать когда захочется, есть на что взглянется, бродить где придется, ездить, куда бог на душу положит, и — кто знает…
Ощущение радости и праздничной перемены во всей ее судьбе переполняло ее, едва она начинала думать об этом совсем близком теперь дне, когда она отправится в путешествие. Она уже отказалась от ночных дежурств в больнице и от работы в две смены, уже несколько раз съездила, напоследок — «для очистки совести» — на дачку, а уж и обрадовалась тетя, что у племянницы наконец выдалось несколько свободных деньков, и они поработали на участке тогда на славу, уже договорилась с заведующей об отпуске на будущей неделе и уже считала последние августовские дни до начала своего путешествия. Да, да! Эта поездка на юг представлялась ей настоящим путешествием, большим путешествием в далекие незнакомые прекрасные края, путешествием, может быть, даже и опасным, — она ведь ни разу не уезжала еще так далеко от своей маленькой уютной квартиры (разве что в раннем детстве, во время войны, в эвакуацию, в поселок за Урал вместе с матерью, но об этом она почти ничего не помнила, кроме того, как голыми руками, чтобы не зазеленить варежек, собирали крапиву на щи, да объедались летом малиной допьяна на заготовках грибов для фронта, на которые их возили с корзинками на подводах вместе с деревенскими детьми старые крестьянки из сельсовета), и сейчас, по мере того как ее путешествие приближалось, она вместе с радостным ожиданием испытывала иногда и некоторую смешную для ее возраста тревогу, которую, впрочем, старалась скрыть даже от себя.
Она в последний раз взглянула на сияние своего безымянного пальца, вздохнула, сняла кольцо и положила в протянутую руку продавщицы. Продавщица тотчас отошла от нее, она знает таких покупателей наизусть: они все разглядывают, все трогают, все меряют, но ничего не покупают — напрасно только морочат голову! Продавщица бережно уложила кольцо на прежнее место в витрину и обратила свое рассерженное лицо к другим покупателям.
Она постояла еще возле прилавка, посмотрела на свои руки: пальцы без единого кольца показались ей вдруг бесстыдно голыми, еще раз вздохнула и подняла с пола свою большую тяжелую матерчатую сумку.
«В конце концов, — говорила она себе, выходя без покупки из магазина, — кольцо — это кольцо, а путешествие — это путешествие».
Мужчина все еще стоял у оконной витрины и, казалось, рассматривал выставленные в ней украшения, горящие нескромным, недрагоценным огнем. В руке у него был большой портфель. Когда женщина вышла из магазина, он не обернулся.
«Скорее всего это просто командированный, не знающий, куда убить час-два до самолета и глазеющий от скуки по сторонам, — подумала она, торопливо проходя мимо мужчины и чувствуя, как почему-то краснеет. — Тебе вечно приходит в голову всякая ерунда! Крути не крути, а ведь тебе, голубушка, уже сорок, хотя и дают тебе добрые души тридцать восемь!» Женщина сама испугалась того, что в порыве досады наговорила себе, никто не мог бы обидеть ее сильнее. Она пошла еще быстрее, стараясь заглушить мысли, которые ее больно задевали. Она уже приближалась к перекрестку своей улицы, когда почувствовала, что мужчина идет за ней. Нет, нет! Именно почувствовала, а не увидела: ей и в голову не приходило обернуться! Она еще ускорила шаги, теперь она почти бежала. «Не дай бог, я шла слишком медленно, и он подумает, что я из «таких»!» И сразу почувствовала, что и он пошел быстрее. На улице, где было много магазинов, в этот послеобеденный час выходного дня было очень людно, и она ни разу не обернулась, но все равно почему-то знала, что мужчина быстро идет за ней.
Читать дальше