Антон Алешко - Дороги без следов

Дичковский помахал рукой и, развернувшись, пошел на взлет. Белый "лимузин" как-то сразу растаял в лунном свете. Сухое стрекотание мотора отдалилось, потом стихло совсем. Только языки пламени из патрубков долго еще виднелись в той стороне, куда он полетел.

А Пищиков все стоял и стоял, глядя в конец стоянок. На душе было как-то тревожно.

Отвернув воротник куртки, вглядывался в синий гори­зонт и скорее вообразил, чем увидел, неясные очертания Даниловки. "Не надо было выпускать Кривохижа,- укорил сам себя.- Разве не видел, кто летал над аэродромом?"

Нельзя сказать, чтоб в полку не было потерь. Война есть война... Были потери да еще какие! В первый день боев на Курской дуге они на рассвете атаковали группу немецких бомбардировщиков, которая под прикрытием истребителей шла бомбить Курск. Его первая эскадрилья за пятнадцать минут упорной схватки с "фоккерами" недосчиталась цело­го звена. Какие летчики сгорели!

Пищиков вспомнил, как тогда, прилетев на аэродром, он вылез из кабины, упал животом на густую траву и в бес­сильной ярости грыз шишки дикого клевера. А через десять минут снова повел истребителей в бой.

Его группа свалила трех "мессеров", очистила небо, по­том, по пути на аэродром, подожгла еще два бомбардиров­щика и без потерь вернулась домой. И так каждый день от темна до темна на протяжении двух недель они делали по шесть и более вылетов. И все с боями.

Были потери... Были... Но дорого платил за них враг.

А вот сегодняшний случай с Кривохижем...

Казалось, есть все основания быть довольным. Приле­тел командир дивизии, никого не манежил, можно сказать, за него провел разбор боевых вылетов, похвалил летчиков, поговорил с капитаном Жуком... Что еще надо? И все же Пищиков был сам не свой. Может, устал? Нет! Совсем не то. Он корил себя за то, что не успел сам побывать в воз­духе с каждым молодым летчиком, оттренировать их всех в учебных воздушных боях. По себе знал, как это важно для молодых.

Поужинав в столовой, тихий и очень усталый, Пищиков пошел домой. Шофер и ординарец Володя Крюк помог ему снять унты, меховые штаны и, подкрутив в лампе огонь, по­ложил на стол газеты и письмо. Пищиков разорвал конверт. Выпала фотокарточка. Под сердцем потеплело, когда увидел жену с детьми. Вот его Лена. Нет, это не она. На самом деле она совсем другая! А вот это старшенькая, Рая. Ей скоро исполнится семь лет. Большие любопытные глаза, тонкая шея... Растет дочка. Скоро в школу.

Пищиков перевел взгляд на сына Митю. Долго глядел на него. Худенький вихрастый хлопчик. Широкие штаниш­ки, валенки... Громко вздохнул. Он ни разу не видел сына. Митя родился в сорок первом, когда батька уже воевал под Вязьмой.

Прочитал письмо и опустил руки. Жена писала, что они втроем каждый день ждут от него письма. Ни на что не обижалась, не корила, ничего не просила. Хотела только, чтобы был здоров. А он понял это по-своему. Что ж, не без оснований. Немало гибнет летчиков, на всех фронтах и каж­дый день.

"Трудно жене одной с детьми! - думал Пищиков, не­слышно ступая по белым половицам.- В свое время сорвал ее с третьего курса техникума, не дал окончить... Молодой был... Что она теперь может делать?" - И снова ходил и думал, думал... Успокаивал себя, что жена не где-нибудь, а среди своих людей,- не пропадет.

3

Катя Яцина на некоторое время успокоилась и, кажется, задремала, однако ненадолго. Подняв голову, подбила и по­правила соломенную подушку. Наволочка была мокрая от слез.

Катя повернулась к окну. Оно замерзло и чуть серело в темноте. В землянке слышалось ровное сонное дыхание подружек. Выше, на другом этаже нар, во сне застонала, а потом заплакала оружейница Аня.

Катя невольно прислушалась.

"Эх, девка, сидела бы ты дома да ела кашу, - подумала Катя.- На фронт захотела!"

Приехав в полк, Аня Вострикова рассказала девчатам, что она из далекого сибирского села, счетовод, окончила курсы младших авиаспециалистов, что ночью во сне плачет. И началось это у нее будто бы после того, как ей в тайге по­встречался медведь. Не все оружейницы поверили. Многие считали, что тут что-то другое, интимное. Катя же думала, что Аня слишком нервная.

"Пусть только узнает капитан Вихаленя, что ты ночью плачешь, сразу отвезет в госпиталь", - подумала Катя, слезая с нар. На цыпочках прошла по утоптанному земляному полу, ощупью нашла возле грубки свои валенки, чулки, портянки и, усевшись на табурет, быстро начала обуваться. Выйдя из землянки в сени, пробила лед в умывальнике, долго мылась, чувствуя, что от холодной воды как-то сразу посвежела.