Арнольд Каштанов - Коробейники

Место оказалось только в номере на четверых. Когда Юшков во­шел туда, трое его соседей, сидя на двух кроватях, ужинали. Разло­жили на газете ломти хлеба, плавленые сырки и зеленый лук, а бу­тылку на всякий случай держали под кроватью.

Это была случайная компания. Один, в майке, мускулистый, круп­ный, ругал кого-то. Двое других вынужденно сочувствовали. Увидев Юшкова, ражий обвинитель досадливо замолчал. Зато один из сочув­ствующих, худой, юркий, в рубашке, которая вылезала из брюк, вы­скочил навстречу, словно старого знакомого увидел. Ему хотелось умиляться и плакать от радости, а приходилось сочувствовать утоми­тельному чужому гневу. Появление Юшкова давало повод излить наконец избыток восторга, и худой обнимал и тащил нового соседа к кровати с закуской. Кроме того, он не был уверен, что пить в гости­нице разрешается, испугался, когда Юшков открыл дверь, и возли­ковал, убедившись, что опасности нет. Третий, пухлый блондин, слег­ка осовел. Под серым пиджаком были желтая рубашка и красный галстук. Худой засуетился, отыскивая посуду для Юшкова. Блондин вытащил из-под кровати бутылку, долил свой стакан и протянул Юшкову — воспользовался случаем, чтобы не выпить свою долю. Юш­ков отвел стакан рукой: «Нет, ребята. Вы как хотите, а я не пью».

Ражий дядька в майке опустил кучерявую потную голову, ждал, пока затихнет суета. Он решил перетерпеть ее, не распылять свой гнев. «Я ему кажу, ты сколько тут днив? Я все разумию, тебе бильш надо, таким, як ты, всегда бильш других надо, ты только одно скажи: ты скильки тут днив?»

Они все приехали за сталью. Блондин прилетел утром из Горь­кого. «Обвинитель» был из Киева и сидел тут уже несколько дней. Он жаловался, что получил резолюцию замдиректора, но появился какой-то гусь из Нижнего Тагила, и все пошло прахом. Худой, уже не улавливая смысл слов, а одну только интонацию, безнадежно мах­нул рукой: мол, что еще можно ждать от нижнетагильца? Киевлянин криво усмехнулся: «Разумна людына... шо й казаты, разумна людына... Кто дурнейший, пусть месяцами сидит, а он одному дал, другому дал, с третьим выпил — и два вагона хрома в кишени. Разумна...» — «Надо уметь,— щурился по-бабьи блондин,— а мы не умеем».— «От том и справа, что мы того не умиемо...» Блондин скучно кивал, осторожно взял с газеты хлебную корочку и стал жевать. Чувствовалось, киевлянин ему неинтересен, сам он гораздо опытнее и знает хорошо, что ему нужно здесь делать. «Люди сейчас стали не те»,— сощурился он и глянул на Юшкова: трезвый слушатель мешал ему. Юшков переоделся в тренировочный костюм, взял полотенце. Худой проводил его тоскующим взглядом. Вместе с Юшковым исчеза­ла его надежда предаться умилению. Он уже утомился сочувствовать чужой обиде.

В душевой Юшков остывал под прохладными водяными струями. Его соседей по номеру, конечно, нельзя было назвать деловыми людь­ми, и все же он уже чувствовал какое-то их преимущество и начинал понимать, что взялся не за свое дело. Он взбодрил себя душем и спустился на первый этаж в ресторан.

Там сидели три или четыре человека. Гудели вентиляторы в кух­не, пахло щами и жареным мясом. Коренастый, низенький дядька вошел вместе с ним, посоветовал: «У двери не садись, сквознячком тянет». Сели за один столик, и коренастый спросил без особого, впро­чем, интереса: «Издалека?» Юшков ответил и спросил: «А вы?» «Из Нижнего Тагила»,— сказал коренастый. Соперник киевлянина выгля­дел скромно. Только вот большой и толстый нос в лиловых прожил­ках нарушал гармонию. Нижнетагилец разговаривал с Юшковым, а нос принюхивался, поворачивался к буфету: кажется, пиво привез­ли. Нос мешал принимать его обладателя всерьез. Собеседник Юш­кова не подозревал, что стал в некотором роде легендарным и моло­дой человек за его столиком, приехавший час назад, уже наслышан о нем как о самой знаменитой здесь фигуре. Спросил как равный равного: «За чем ты здесь?» — «За хромистой сталью».— «Хрома нет. Был один вагон, я его сегодня забрал... У меня сосед месяц и десять дней из-за хрома тут просидел. Херсонец. И впустую».— «Так и уехал ни с чем?»—не поверил Юшков. Нижнетагилец повторил: «Месяц и десять дней впустую. Хромистую сталь они не умеют делать. Что ни плавка, то брак. Министерство навязало им заказы, а они к этому не готовы».— «Но вы вот получили вагон?»— «Я другое дело».— «Почему?» — «Каждая фирма имеет свои секреты».

Подошла официантка: «Обеды кончились. Есть яичница и гу­ляш». «Может быть, водку?» — предложил Юшков. Нижнетагилец усомнился: «Не жарко ли?» — «А мы немного,— сказал Юшков и по­просил официантку: — Триста грамм».— «И пива две бутылочки»,— сказал нижнетагилец и подмигнул официантке. Юшков вернулся к теме. «Значит, секреты?» — «Ты с чем приехал?»— «В смысле?» — «Ну не с пустыми же руками?» — «Ну есть кое-что...» — «Что у вас там может быть для них на автозаводе. Ничего у вас для них нет. Небось выписали шестьдесят рублей через завком, и считаешь, что хром у тебя в кармане».— «Какие шестьдесят рублей?» — будто бы не понял Юшков.