Арнольд Каштанов - Коробейники

В кассе завода, кроме обычных командировочных денег, Юшков долучил двести рублей по разным ведомостям. В одной из них была директорская премия за хорошую работу, в другой — шестьдесят руб­лей единовременной помощи. Просьбу об этой помощи продиктовала секретарша Хохлова, это и имел в виду Лебедев, обещая помочь. Прежде чем подписать просьбу, оторопевший Юшков помедлил: «Я обойдусь без этого». «Тогда идите объясняйтесь к Хохлову»,— рас­сердилась секретарша. Он подписал. Она позвонила какому-то Сергею Ивановичу, сказала, что сейчас, к нему придет новый заводской ра­ботник Юшков, и объяснила Юшкову: «Это продуктовый возле апте­ки. Я договорилась. Скажете там, что вы от Лебедева, и сделаете заказ».— «Какой заказ?» — «Кофе растворимый, я не знаю, какой там будет сегодня дефицит».— «Ого,— сказал он.— Дело у вас тут постав­лено четко».

Она не поняла, что он просто пытается как-то бодриться. Увидела вместо этого насмешку и снова рассердилась: «Я, между прочим, для себя лично в этом магазине не могу попросить ничего».

Юшков решил было позвонить Чеблакову, а потом раздумал. Чеблаков сказал бы: «Ну, старик, это ведь все-таки не институт». Юшков знал, что нельзя начинать новую жизнь с поражения, и дал себе слово приехать из командировки победителем.

В магазине его провели в кабинет директора. Холеный крупный парень в замшевой куртке без лишних слов протянул написанный от руки список. «Что у вас обычно заказывают?» — спросил Юшков. Парень рассмеялся, развел руками: «Каждый заказывает, что ему нужно. Что нужно вам, я никак не могу знать». Поскольку повода для смеха Юшков не увидел, он понял, что молодой директор не лю­бит заводских снабженцев и смотрит на них как на обирал. Он зака­зал банки растворимого кофе, наборы конфет и копченую колбасу. Сверток получился объемистый, зато от части денег он освободился. Заметив в списке боржом, воспользовался случаем и купил десять бутылок для матери.

Мать растрогалась. Мужу ее приятельницы сделали операцию на желудке, и врач посоветовал ему пить боржом. Мать тут же позво­нила приятельнице, похвастала, что ее Юрочка достал. Всю жизнь она гордилась и немного кокетничала своей непрактичностью и неуме­нием «добывать» и вот точно так же готова была гордиться теперь практичностью сына. Он объяснил: «Случайно в магазине нарвался». Покупки заняли половину чемодана. Пришлось обманывать мать, буд­то все это кто-то просил его передать кому-то в Черепановске, куда он летел за сталью. Ничего другого мать не сумела бы понять, только бы испугалась. Чтобы порадовать ее, Юшков рассказал, что летит по системе «Сирена», вот, мол, какая у него теперь ответственная рабо­та: по этой системе Аэрофлот оставляет броню на любой рейс.

Ляле он позвонил из автомата, и она поехала провожать его. Они нашли пустую скамейку у задней стены аэровокзала, слушали объяв­ления о полетах и видели, как садится солнце за летным полем, от которого тянуло озерной свежестью. Розовые сумерки, красные сиг­нальные огни на фиолетовых тучах, разбегающиеся для взлета реву­щие самолеты — все это не действовало на Лялю. Она сидела, покачи­вая, как обычно, сабо на кончике пальца, молчала, будто бы забыв, что Юшков рядом, но стоило ему повернуть к ней голову, и она мгновенно поднимала глаза, пытаясь то ли спросить, то ли подсказать что-то взглядом. Он даже не знал, надолго ли уезжает. Ему самому Лебедев объяснил так: «Последняя сталь должна уйти из Черепановска не позднее двадцатого июня. Сегодня четвертое. Справишься бы­стрее — тем лучше».

Ночь Юшков провел в Быкове и в полдень вылетел в Горск. От Горска до Черепановского металлургического комбината ходил рейсовый автобус. Зной уже отпустил, но пока автобус стоял на оста­новке, все пассажиры в его раскаленном салоне пропотели, как в парной бане. При движении в открытые окна задул ветерок. Донесло гарь мартеновских печей. По обе стороны дороги была степь, белый песок чередовался с солончаками, до самого горизонта не видно было ни одной трубы. Просто, наверное, гарью пропахла обивка автобус­ных сидений.

Глава вторая

Черепановск не отличался бы от других районных городков, если бы не гостиница. В пять этажей, с тремя фасадами на три улицы, с пилястрами и лепным карнизом под крышей, она поднималась над городом, как собор. Вертикальная вывеска «Металлург», нависающая над бульваром, относилась не к гостинице, а к ресторану на ее первом этаже. В холле было прохладно, тихо и чисто, в длинных коридорах лежали ковровые дорожки.