Михаил Зуев-Ордынец - Остров Потопленных Кораблей

Завтрак давно съеден, можно расходиться, но не умолкал веселый, громкий и по-молодому чуточку самонадеянный разговор. Леха-москвич, склонившись над стоявшим на полу керновым ящиком, мял в пальцах комок цветной глины:

— «Клянусь я первым днем творенья», в этой глине есть битум! Нефтью пахнет! — нюхал он с удовольствием глину.

А Боря Горленко торжествующе показывал всем темный слоистый камень, напоминавший гнилое дерево:

— А это вы видели? Горючий сланец! Признак нефтяного месторождения!

— Косвенный признак, — осторожно поправил его Жагор. — А что старшие смены скажут?

Старшие смены не ответили. Суратаев, разомлев от сытной еды и жары, дремал на диване. Коляструк с самого начала разговора хмуро, непонятно отмалчивался, а сейчас, не ответив Жагору, потянулся к патефону.

— Брось, Юра, надоело, — поморщился мастер. — С утра до вечера одно и то же крутим, как верблюд на чигире.

Юрий демонстративно хлопнул крышкой патефона и пошел к «груше». Ударил крепко раз, другой, о чем-то задумался, обняв «грушу».

— А что если написать нам на целину? — подбросила Борю со стула веселая играющая сила. — Напишем целинникам, как мы для них горючее ищем! Есть такое дело?

— А что будешь писать, чем Целинный край порадуешь? — насмешливо, через плечо, спросил Коляструк и начал бить в «грушу», сопровождая каждый удар короткой фразой. — Клады собирались искать! Новое Маракайбо открывать! А проходка — курам на смех!..

— Наделала Зина делов своим докладом о Маракайбо, — вздохнул Леха-москвич и посмотрел на Коляструка левым глазом. — Наш Юрочка за день двадцать раз Маракайбо вспомнит, и три раза на ночь.

— Иди ты знаешь куда? И не возвращайся! — обернулся к нему Юрий, зло блеснув глазами. Он вернулся к столу и сел рядом с Жагором:

— Что ж молчишь, бригадир?

— Я не молчу. Я скажу. Проходка неплохая. По графику идем.

— Ишь, чем обрадовал — по графику! А на большее ты не способен? Всем ты, Егорушка, хорош, одним плох: спокойный очень, — усмехнулся Юрий жестко и весело.

— Давай-давай, крой, — ответил спокойно бригадир.

Он тихонько выстукивал по столу ножом одному ему слышную мелодию.

— Нет, ты давай! — вскочил Юрий и подбежал к доске показателей. — Видишь, что написано? «За коммунистический труд»! И десантниками нас назвали! Почему и предложил я название — Остров Смелых. А теперь другое предложил бы: Остров Черепах. Какая у нас проходка? Сто девять процентов! — провел Юрий пальцем по последним цифрам. — И это соревнование за звание бригады коммунистического труда! Это десантники! Застряли на средних цифрах. Середнячки, а не десантники! Нравится, Жагор? По тихой жизни соскучился? Брюхо отрастить хочешь, маникюр заведешь?

— Зачем брюхо, зачем маникюр? Кто тебе сказал? — Жагор осторожно положил на стол нож. — Как раз с тобой говорить хотел. Спуско-подъемные операции ускорить надо. Полчаса, а то и час натянем.

— Вот именно — «натянем»! — на глаза Юрия всегда свисала лихая косая челочка, и смотреть он мог только искоса. Может быть, поэтому глаза его были сейчас сердитыми и недобрыми. — Крохоборничаешь, Егор! А суть дела в оборотах. Вот куда смотри! Глубина у нас всего восемьсот метров, а обороты? Ну сам скажи: разве это обороты?

— Сейчас больше нельзя, — покачал головой Жагор. — Сам знаешь, грунт пружинит, как резина, а не дробится. Проминается под зубьями. Сейчас большие обороты — не к нашей шубе рукава.

Юрий вдруг резко откинул назад голову, так что челка, свисавшая на глаза, отлетела назад.

— Давай я одной своей сменой перейду на максимальные обороты!

У дремавшего Суратаева дрогнули веки и выглянул заспанный карий глаз.

— Споткнешься, жан, — сонно сказал он, и глаз его снова закрылся.

— Были случаи, чтобы я спотыкался? — резко повернулся к нему Юрий. — Ну, были? Не первую скважину бурю, тысячи метров набурил!

— Юрий не споткнется. Он петушиное слово знает, — сказал с комической серьезностью Леха-москвич. — Опять, Юрочка, свое Маракайбо ищешь?

Юрий поиграл пуговицей на ковбойке и медленно улыбнулся:

— Что ж, если встретится по дороге Маракайбо, не отброшу, подниму, — он говорил спокойно, деловито, но каким-то скачущим голосом. — А по-деловому говоря, обещаю с шутками-песнями двести процентов дать.

— Ой-бой-ей! — легко вскочил с дивана толстый Жумабай и засмеялся жирным, булькающим смехом. — Держите его, у него и хвост уже подвязан, как у скакуна перед байгой!

— Двести? — тихо, напряженно спросил мастер и отстранил рукой стоявшего перед ним Борю, чтобы лучше видеть Коляструка. — Серьезно говоришь?