Ефим Зозуля - Новеллы из цикла «Тысяча»

Он умылся, побрился, надел новый костюм, пришел на службу и сел читать газету. К нему подходили, спрашивали. С важным видом он отвечал:

– Надо подождать, товарищи. С этим надо подождать.

– Повременить надо немного, товарищ.

– Пожалуй рановато, дорогой товарищ.

И товарищи, понимающе кивая головами, уходили, и он чувствовал, совершенно отчетливо чувствовал, что к нему более доверчивые начали лучше относиться, даже начали поговаривать об его энергии, уме, способностях…

– Да, пожалуй, с этим вопросом надо подождать, – говорил он, глубокомысленно хмуря брови. – Это надо обдумать. Это не так просто…

Получалось веско. Выходило, что он уже думал об этом. Ему не возражали. Началась легкая жизнь, совершенно бестревожная. Что бы ему ни предлагали, он отвечал:

– Рано, рано, товарищи.

– Надо подумать.

– Да, это интересно, но надо подождать немного, товарищ. Так сразу нельзя.

Некоторые начали считать его умным человеком. Но это был не ум. Это была очень серьезная степень падения.

По глубокой пыли на ишаке он въезжает в город. Ноги его уныло свисают, почти касаясь земли. Терпеливое и чудесное животное несет это длинное вялое тело. В руках он держит курицу. Он почти не предлагает ее продать. Это само собой разумеется. Это должно из чего-то явствовать. Он смотрит неподвижно впереди себя.

По городу, в который он въехал, мчатся машины. В 1930 году их почти не было. В 1934 году в минуту их пробегает не меньше 5–6.

Бегут легковые, несутся грузовики.

Его ишак привык к гремящим: чудовищам или он их никогда не пугался. Он идет на них, с трудом сторонясь, чтобы уступить им дорогу.

Его хозяин продолжает держать курицу. Это длится долго. Его останавливают, спрашивают, сколько стоит курица. Он назначает цену и не уступает. Все же курица продана. Он получает деньги и продолжает свой путь в чайхану.

У чайханы ишак привязывается к столбу, и хозяин ложится на нары, неподвижно лежит, сидит и полусидит и долгими часами смотрит на синеву, на пыль, на прохожих, на проезжающих и думает.

О чем? О чем-то, вероятно, по-своему сладостном, по-своему занимательном. Или он скучает.

Почти все его товарищи, сородичи очнулись и задвигались. Очнулись от сонной, старой азиатской жизни. Но он еще не может. Что-то мешает, что-то держит в оцепенении, что-то приковывает к спине ишака и к доскам чайханы. Что-то еще не входит в сознание, не доходит, не может прошибить этой сладкой, тихой, ленивой, созерцательной неподвижности.

Он уменьшается в своем числе с каждым годом, этот тип, с каждым полугодием, с каждым месяцем, но все же он еще существует и еще достаточно типичен.

Массовичка. Инструктор по организации массовых игр. Девятнадцать лет, но выглядит моложе. Мала. Худа. Вынуждена носить широкие платья, чтобы казаться хоть сколько-нибудь заметнее. Голос звонкий. Но этим голосом она пользуется только во время работы, обычно же говорит тихо. Натура лирическая и томящаяся. Лирически обидчива: вдруг отказывается пойти куда-то с товарищами, подругами, остается одна на лугу (она работает в комсомольском лагере), задумчиво щиплет травку, сидя и опираясь на локоть. Вдруг воспылает нежностью к кому-нибудь и провожает его, берет об руку, дарит ему цветы. В личном, товарищеском кругу влияния почти не имеет. Ее предложения не убеждают, вниманием особенным не пользуется. Привыкла страдать от ревности.

Но лишь только она на работе собирает круг людей (в лагере или в парке культуры на гулянья) – самых разнообразных – и взрослых и подростков – она начинает бодро расхаживать и звонко командовать:

– Шире круг! Взяться за руки! Первое движение…

И люди ей подчиняются – кто бы они ни были. Иногда бывает странно, что двадцати- и двадцативосьмилетние верзилы покорно повторяют ее движения, бегают, прыгают, и в виде штрафа за провинности тащат друг друга к ней на суд, и она называет «наказание»: пропеть что-нибудь или ответить на вопрос по политграмоте, или рассказать что-нибудь, или продекламировать.

Она стоит, маленькая, худенькая – в центре круга, – Заложив тонкие руки за узкую спину, широко расставив худые ножки, и командует. Она твердо знает, что эти десятки тел в ее распоряжении, они будут и, прыгать, и бегать, и танцовать, и нагибаться – будут – все будут делать, что она предложит. Затевая игру, она часто даже не смотрит на лица. Хлопает в ладоши, собирает вокруг себя толпу и командует:

– Шире круг! Внимание! Повторять движения за мною!..