Александр Шевченко - Всюду жизнь

— Да, высочайшая вершина, — согласился Федор и тут же возразил себе: — Но уже в самом зародыше этот прекрасный цветок был поражен червоточиной распада.

— Что ты имеешь в виду? — задиристо спросил Станислав, к которому Федор сразу почувствовал неприязнь.

— У импрессионистов исчез человек с его внутренним миром, борьбой, страстями. Для импрессиониста фигура человека на полотне — это просто живописная деталь пейзажа, цветное пятно, такое же, как дом, дерево, облако.

— Вот, вот! А ведь главное в искусстве — человек! — захлопала в ладоши Катя. — Поэтому мне Репин, Суриков и Крамской дороже всех ваших импрессионистов!

Федор мягко возразил Кате:

— Все это великие художники, Катя, но искусство не может навсегда закостенеть в одних формах. Уже Репин понимал, что Серов и Врубель пошли дальше него!

— Только мы, жалкие профаны, до сих пор этого не понимаем! — с едкой усмешкой бросил Станислав.

Его тут же бурно поддержала Катя:

— Боже, Устьянцев, ты судишь об искусстве с таким апломбом, будто что-то понимаешь в нем!

Федор растерялся, как всегда, когда надо было оправдывать себя, и ничего не ответил, но Вадим увидел, что густая краска залила его лицо, и решил защитить друга. Он сказал, что Катя несправедлива, Федор имеет право судить об искусстве, потому что знает его, у него безошибочный вкус и он сам замечательно рисует.

— Неужели? Среди нас, оказывается, художник! — Катя поняла, что обидела Федора, и, чтобы загладить свою ошибку, взяла его за руку и попросила нарисовать ее сейчас же.

Федор молча достал из портфеля блокнот и карандашом набросал профиль Кати — он знал, что лишь такие безупречно правильные, красивые лица можно изображать сбоку. Все нашли портрет очень удачным и упросили Федора нарисовать каждого и даже сделать автопортрет. Ему хотелось доказать этой самоуверенной девушке, что она ошибается, считая его профаном в искусстве, и он сделал наброски вдохновенно и мастерски.

— Федя, милый, прости меня! У тебя настоящий талант! — Катя залюбовалась своим портретом. Она вдруг многозначительно посмотрела на него и спросила: — Ты, конечно, хорошо чертишь?

— Как бог! — не дав сказать Федору, ответил за него Вадим. — По начерталке, графике и архитектуре он первый на факультете!

Катя обрадованно воскликнула:

— Все, Федечка, решено: ты будешь делать мне курсовой проект по городским гидротехническим сооружениям! — Она покосилась на Станислава и неожиданно, совсем как озорная девчонка, показала ему язык. — В нашей группе нет ни одного талантливого парня!

— Конечно… если я смогу тебе помочь… я готов, — скрывая охватившую его радость, согласился Федор. Да что бы он не сделал ради того, чтобы видеть Катю! А теперь это будет даже как бы узаконено! Все происходило как во сне: еще час назад он с тоской думал, что больше не увидит незнакомую девушку.

— Счастливый ты человек, Устьянцев, что бог дал тебе такие способности, — вздохнула Катя. — Для меня же начертить элементарный куб в аксонометрии — пытка!

— Меня в дрожь бросает при одном упоминании о начерталке: я три раза сдавала ее! — передернула плечами Лина.

«А! Вот и обнаружилось несовершенство Кати: она не умеет чертить!» Федор улыбнулся: человеку, лишенному пространственного воображения, трудно быть строителем. И привел слова Маркса о том, что пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей — архитекторов, но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове.

Видно, Станислав был задет тем, что Федор будет помогать Кате, и хотел во что бы то ни стало оспорить его мысли и доказать всем, что тот не прав.

— Ты очень много требуешь от рядового инженера! Времена Баженова и Растрелли, когда один человек и проектировал и строил здания, прошли! Теперь проект простейшего жилого дома разрабатывают десятки инженеров и архитекторов и каждый решает очень узкую задачу.

— Это-то и плохо! Это мешает проявиться в проекте личности творца, его индивидуальности! — ответил Федор.

— Наверное, поэтому у нас так много безликих, унылых построек! — поддержал его Вадим.

Они еще долго болтали о самых разных вещах, наслаждаясь небывало теплым вечером — молодые, свободные, беспечные, уверенные в себе, — а когда стемнело и зажглись фонари, пошли к метро «Кропоткинская». Вадим и Станислав поехали провожать своих девушек, Федор был лишним, и ему пришлось попрощаться со всеми у входа.