Лев Канторович - Рассказы (1939-1941 годы)

Прямо против его искаженного ужасом лица были зубы Шарика.

Пограничник поднялся на ноги.

— Довольно, Шарик! Тише, тише, собачка! — сказал он.

Шарик щелкнул зубами перед самым носом задержанного, зажмурился и, отвернувшись, ткнулся лицом в снег.

— Сдаюсь...— прошептал задержанный.

Шарик ответил лаем.

— Сдаетесь? — спросил пограничник, — сдае­тесь? Это вы очень умно решили. Шарик, ко мне!

Шарик встал, косясь на задержанного.

Пограничник ногой показал Шарику на карман задержанного. Шарик зубами вытащил из кармана маузер.

— Больше не советую,— сказал пограничник,— не советую больше пытаться завладеть этой штукой. Понятно?

Задержанный пошевелился.

Щарик бросил маузер в снег, прыгнул на задержанного и зарычал.

— Шевелиться тоже не советую, — сказал пограничник.

Задержанный замер неподвижно.

— Шарик, — позвал пограничник. Он повер­нулся к Шарику спиной и подставил ему связанные руки. Шарик зубами развязал ремень.

Пограничник пошевелил пальцами. Потом он поднял свой наган и маузер.

— Вставайте, - скомандовал он.

Задержанный приподнялся и боязливо поко­сился на Шарика.

Шарик зарычал и вопросительно посмотрел на пограничника. Дескать, как быть?

— Шарик, сидеть, — сказал пограничник, и Шарик сел.

Задержанный поднялся на ноги. Все лицо его было исцарапано, под глазом был здоро­венный синяк, обе руки были окровавлены.

— Я не понимаю, чего вы боитесь,— сказал пограничник.

Пограничник направил на задержанного дуло нагана, но задержанный не обратил на это никакого внимания. Он не спускал глаз с Шарика.

— Вперед,— скомандовал пограничник.

Задержанный двинулся вперед. Он шел, подняв вверх руки. За ним шел Шарик, за Шариком—пограничник с наганом и маузером в руках.

Так они дошли до поляны, где лежала мерт­вая черная собака.

Иванов нагнулся над трупом черной собаки.

В нескольких шагах стоял задержанный с поднятыми вверх руками. Шарик, не отры­ваясь, смотрел на задержанного. Шарик суров и бдителен.

Пограничник, мокрый и замерзший, счаст­ливо улыбался.

— Шарик, собачка!— говорил он,— ты моло­дец, ты замечательно работал! Ты умница.

Мы возьмем с собой этот ошейник и доложим о том, как ты работал.

Вдруг Иванов замолчал и стал внимательно разглядывать ошейник черной собаки.

— Стоп, Шарик!—сказал он,— здесь нечисто. Задержанный двинулся с места.

Шарик грозно зарычал.

Иванов вынул нож и осторожно разрезал ошейник.

Из ошейника выпал во много раз сложенный лист тонкой бумаги.

Иванов развернул бумагу. Эго была карта.

— Так,— сказал Иванов,— карта.

Он подошел к задержанному.

— Что это за карта? А?

Задержанный молчал. Он отвернулся и смотрел в сторону. Совсем недалеко была граница.

— Ответьте мне, пожалуйста, — повторил Иванов, — что это за карта? Что это значит?

Молчание.

— Вы будете мне отвечать? Или не будете?

Иванов вплотную подошел к задержанному и угрожающе нахмурился. Задержанный сверху вниз посмотрел на маленького пограничника.

Шарик зарычал и пододвинулся ближе.

— Уберите собаку, — сказал задержанный.

— Ну что мне с вами делать?!.. Да отвечай­те же...— в голосе Иванова слышалось отчаяние. Иванов прекрасно умел воспитывать и учить собак, Иванов прекрасно умел охранять гра­ницу, Иванов был отличным бойцом, но Ива­нов был никуда не годным следователем.

— Будете вы отвечать?— повторил Иванов.

— Я ничего не скажу,— тихо и решительно сказал задержанный.

Иванов мучительно думал, разглядывая карту.

Внезапно Иванов резко повернулся к задер­жанному и взмахнул револьвером.

— Сесть! - крикнул Иванов.

От неожиданности задержанный почти упал на снег.

— Сидеть так! — сказал Иванов.— И не советую шевелиться! Понятно? Шарик, стереги!

Шарик прыгнул вперед и сел прямо напро­тив задержанного.

Иванов бросился бежать. Он бежал как только мог быстро.

На опушке леса он обернулся.

Задержанный с поднятыми руками сидел на снегу. Шарик сидел напротив его.

Иванов бежал по лесу.

Он задыхался, спотыкался о поваленные сучья, падал в рыхлом снегу, подымался и бежал, бежал вперед.

Он часто останавливался и смотрел на карту из ошейника черной собаки.

Он пробегал по лесным просекам, по тро­пинкам и дорогам и карта вела его. Он сбросил мокрый полушубок и остался в гимнастерке.

Он выбежал ка широкую, прямую, как аллея, просеку и бежал по ней.

Лес редел.