Анатолий Соболев - Якорей не бросать

Тут только до меня доходит, что вот-вот произойдет катастрофа, одна из тех, о которых я читывал в книгах, и в животе становится пусто. Черт побери, он же вмажет нам! Он нас, как утюг яичную скорлупу, раздавит!

На палубе загорающие матросы тоже увидели транспорт, приподнялись, уставились на него. Кое-кто уже бросает тревожные взгляды на рубку, ждут нашего решения. А транспорт и не думает уступать нам дорогу, несется себе по чистой глади океана, будто он тут один. Его «бульба», подняв белоснежный бурун, целит своротить нам скулу.

На всякий случай я снимаю руль с автоматики и ожидаю приказания штурмана об изменении курса.

Теперь уж хорошо видно, что это — танкер-стотысячник. На черной трубе широкая белая полоса, на которой очерчен голубой лентой овал, а внутри овала написано красными буквами «Essо». Знаменитая нефтяная компания США.

Да, курсы наши пересекаются в одной точке. Теперь это даже я вижу.

— Арсентий Иванович! — бросается к радиорубке штурман Гена.

На его тревожный крик выскакивает капитан.

— Что?! — грозно спрашивает он.

Штурман Гена тычет пальцем в сторону танкера. Мгновенно оценив обстановку, капитан резко бросает:

— На руле, внимание!

— Есть на руле внимание! — отвечаю я как можно четче и весь напрягаюсь.

Носач хватает шнур тифона, и океанскую тишину разрывают частые короткие гудки.

— Подобрать трал! — капитанская команда как выстрел.

Володя Днепровский, опрокинув ведро, в мгновение ока оказывается возле пульта управления лебедками и передвигает рукоятки, врубает машину на полную мощность, чтобы погасить инерцию судна.

— Стоп машина! — новый приказ капитана.

Штурман Гена одним прыжком оказывается у пульта управления машиной и передвигает телеграф на "стоп".

Носач продолжает подавать тифоном прерывистые тревожные гудки.

А танкер надвигается на нас, его громада уже заполнила все небо. Успеем ли мы выскочить из-под его тарана?! Успеем ли?!

Я уже понял маневр капитана. Подбирая трал и застопорив машину, он тормозил движение «Катуни». Огромный трал за кормой становился якорем и не давал траулеру двигаться вперед по инерции, что всегда бывает при остановке машины. Точный глаз капитана и его огромный опыт выискали единственную щель в этой ситуации, чтобы спасти судно. Если танкер будет идти прежним курсом и при такой же скорости, то, затормозив при помощи трала, Носач дает танкеру возможность проскочить у нас перед носом. А танкер как шел, так и идет.

— Чего они там? — срывается у меня.

— Без рулевого идут, — отрывисто бросает Носач.

Ошарашенный, я не успеваю задать следующий вопрос: «Почему без рулевого?» — как все мы, и те, кто в рубке, и те, кто на палубе, видим, что по правому борту танкера к надстройке бежит человек, он несется по палубе как спринтер и, не снижая скорости, взлетает по наружному трапу все выше и выше, а мы, замерев, не спускаем с него глаз, понимая, что именно от этого "сломя голову бегущего человека зависит наша судьба. Наконец он достигает шестого этажа и скрывается в рубке. И мы видим, как стал опадать белый бурун перед «бульбой» и как за кормой судна, наоборот, выросли белые спасительные волны — танкер дал задний ход и начинает медленно, а потом все быстрее и быстрее заваливаться на правый борт, все больше и больше обнажая нашему взору левый борт, на котором белой краской крупно написано «Locarno».

— Трави ваера! — приказывает капитан. — Полный, вперед! Право на борт! Двадцать!

— Есть трави ваера! Есть полный вперед! Есть право на борт! Двадцать! — одновременно все трое — Володя, штурман и я — повторяем приказ капитана.

Нет, никогда еще так точно, с такой тщательностью не выполнял я приказа капитана, как сейчас. Повернул «Катунь» точно на двадцать градусов, и ни секундой больше или меньше, и замер на этом курсе. И «Катунь», будто понимая, что капризничать сейчас нельзя — не то время! — ведет себя безукоризненно. «Молодец, милая!»— хвалю я ее. Наверное, сейчас бы я смог сдать на аттестат рулевого высшего класса — ллойдовского. Вот уж правда: «Нужда заставит шанежки есть», как говаривала моя бабка.

А танкер все больше и больше показывает нам левый борт и продолжает боком надвигаться на нас всей своею громадой. Уже заслонил собою весь белый свет. Если он коснется нас — раздавит в лепешку. Сейчас все зависит от того, какая щель окажется между нашими бортами. Когда близко сходятся корабли, то их тащит друг на друга, потому что давление воды на внешние борта больше, чем на внутренние, и корабли неумолимо притягивает друг к другу. А на такой скорости, на какой идет транспорт, нас просто расплющит об этот мощный высокий борт, как утлую лодчонку о гранитную скалу. Оцепенело застыли матросы на палубе. Мы разошлись на пределе.