Ветла, огороды, осока,
Обрывистый наш косогор…
Привет, хулиганка-сорока,
Привет, хулиган-мухомор!
Обидно, что я — не художник,
Что я срисовать не могу
Вот этот бушующий дождик
На этом лесном берегу.
Такое во всем откровенье,
Такое качанье стволов,
Что каждое даже мгновенье
Равняется тысяче слов…
Я выживу снова и встану,
Едва лишь увижу во сне
Долину местечка Медяны
В колючем еловом огне.
Где рядом с полями, под небом,
Береза бела и резка,
Как рядом с нарезанным хлебом —
Парного стакан молока.
По праздникам лук луговой
Запекают они в пироги,
На скользких обрывах
Копают червонную глину
И любят, вернее, любили
Толчком остроги
Нащупать у щуки в осоке
Тигриную спину.
Дюралевых лодок летит
Восклицательный рев,
По-рыбьи блестят над водой
Тополиные плети,
И тянется к травам
Пятнистое стадо коров,
И пильщики режут
Сплавные дрова на рассвете.
Потомки умельцев
Наследственного ремесла,
Безвестные гении
Вятской лукавой частушки,
Они смастерили
На плоской лопате весла
Из глины речной
Знаменитую в мире игрушку!
Огонь этой выдумки
Через года не потух:
В малиновых барышень
Кто не захочет влюбиться,
Когда запоет
Невозможно веселый петух
И сказочный конь
Переступит алмазным копытцем!
Весна и осень так похожи:
Не потому ли мы их ждем,
Что вдруг становимся моложе
Под ослепительным дождем.
За соловьиными лесами,
Где камыши качает плес,
Утята щучьими носами
Клюют медлительных стрекоз.
Когда в лотке у водослива
Дрожит и ахает гроза,
Мы замечаем, что у ивы
Продолговатые глаза.
Мы замечаем, замечаем —
Воде и солнцу кто не рад?
А сами вновь души не чаем,
Когда нагрянет листопад.
Пожар в долине междуречий
Так восхитительно велик,
Что с губ срываются не речи,
А только шепот или крик.
Весна и осень так похожи:
Не потому ли мы их ждем,
Что вдруг становимся моложе
Под ослепительным дождем.
Под перепонкой
Утреннего льда
Соломинки легли
Углом крылатым,
Как две стрелы
На круглом циферблате:
Часами стал на глине
След коня.
Я разглядел
На циферблате время —
И утренний мороз
Прошел по коже:
Соломинки
Показывали то же,
Что и часы
На кисти у меня!
ТОСКА ПО РАССВЕТНОМУ РЖАНЬЮ
По окрасу мне нравится
Линия кровных коней,
Сохранившаяся еще
От крестовых походов:
Ярко-огненной масти,
С проточиной снежной во лбу,
И как будто бы все скакуны
По колено стояли в сметане.
У породистой лошади
Грива и хвост не густы,
А скорее тонки,
Но зато полыхают на солнце,
Точно льющийся золотом
Липовый пасечный мед,
И, как флюгер, они безошибочно
Чувствуют ветер.
И последнее, что я скажу
Тем, кто ведал тоску
По рассветному ржанью,
По древнему пенью копыта:
Что-то заячье есть
На ужасном бегу в скакунах,
Что-то есть лебединое
В их изумительных шеях.
Когда на туманном болоте
Винтом поднимается дым,
Опять почему-то охота
Немного побыть молодым.
Какая высокая стая,
Какая высокая грусть,
Как будто любовь улетает,
А я без любви остаюсь…
Небесным лихим тяготеньем
Хочу навсегда заболеть,
Чтоб к сердцу вернулось уменье
Терзаться, страдать и жалеть.
Когда светило над землей вставало,
Нам солнца одного казалось мало —
И нас, бывало, поле привлекало
К подсолнухам!
Текла, как мед, вода реки Великой,
А над горою — миллионнолико —
Прожектора лучей летели дико
К подсолнухам!
Мы верили языческому богу:
Для счастья надо, в общем-то, немного
Иметь глаза и выйти на дорогу
К подсолнухам!
От немоты и слепоты проснуться
Еще не поздно: надо лишь рвануться
И не руками — сердцем прикоснуться
К подсолнухам!
Заря в погожую росу —
Всегда туманней и короче.
Я шел к медвежьему овсу
И ждал прихода белой ночи.
Когда сиянье истекло
И зелень мокрая уснула,
Змея, как черное стекло,
Перед ногою вдруг блеснула.
Единый раз за все года,
Накоротке, подробным взглядом
Я рассмотрел змею тогда,
Прижав к земле ее прикладом…
Но не прославленное зло,
Не удивительная сила —
Меня другое потрясло:
Змея божественно красива!
Читать дальше