На стекле дыхания стынет
Тонкий след.
Голубой, оранжевый, синий
Бьется свет.
Он пульсирует в трубках тесных,
Рвется прочь.
Выпускаю, как птицу, песню
Прямо в ночь.
«СОМНЕНЬЯ ДУШУ ГРЕШНУЮ НЕ ЖГЛИ…»
Сомненья душу грешную не жгли:
Ведь так меня еще не называли,
И так меня еще не целовали,
И так меня еще не берегли.
Все, что не ты, существовало вне
Моей души. И потому, наверно,
Раскачивались медленно и мерно
Колокола, гудящие во мне.
Все заглушая, лился красный звон.
И счастье рук твоих — со всех сторон.
И день — как час, и месяц — как неделя!
И только жаль, что это все — слова:
Не прожита — написана глава.
И все совсем не так на самом деле.
«НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА!..»
Не сотвори себе кумира!
Не сотвори. Не сотвори…
Все дни от сотворенья мира
По одному перебери,
Чтобы понять: через паденья,
Ошибки, заблужденья, тьму,
Душа рвалась к освобожденью —
К предначертанью своему.
Отринув слабость поклоненья
И исцелясь от немоты,
Она пришла через сомненья
К свободе вечной правоты.
Спокойствием наполнись, лира,
Не умоляй и не кори!
Не сотвори себе кумира.
А, может, все же — сотвори?..
О чем ты думаешь? —
О тебе.
Неизменный вопрос — неизменный ответ.
Остановить бы времени бег
И задержать бы рассвет.
О чем ты думаешь? —
Слушаю дождь,
Еще часы на твоей руке…
Судьбу не объедешь, не обойдешь
И не зажмешь в кулаке.
О чем ты думаешь? —
Вот сейчас
Ты — губами в ладонь мою — скажешь: «Пора»
И этот сегодняшний мой час
Уже отошел во «вчера».
О чем ты думаешь? —
О тебе.
Поправляю шарф, говорю: «Иди…»
Остановился времени бег,
Как будто сердце в груди.
«А ИСТИНА, КАК ДВАЖДЫ ДВА, ПРОСТА…»
А истина, как дважды два, проста,
Ее не спрячешь за семью замками.
А истина, как стеклышко, чиста —
Не запятнать бы грязными руками.
Условна грань между добром и злом,
А выбор обязателен и труден.
Нас пробует на гибкость, на излом
Простая с виду ежедневность буден.
Приходит время строгость обрести,
Приходит время жить всегда в тревоге:
Не обронить бы доброту в пути,
Не потерять бы истину в дороге.
«ИНОГДА ПРИСНИТСЯ ПОЧЕМУ-ТО…»
Иногда приснится почему-то:
Старый дом, рябина у плетня.
Страшная последняя минута —
Дуло, что нацелено в меня.
До сих пор он целит, усмехаясь,
Свастика на черном рукаве.
А закат над лесом полыхает
И трещат кузнечики в траве.
Только раз вздохнуть еще осталось,
Прислонясь к бревенчатой стене…
Кланяюсь тому, кому досталась
Пуля, предназначенная мне.
«РАССВЕТОМ ВЗОРВАН ГОРИЗОНТ…»
Рассветом взорван горизонт,
День затрубил в веселый рупор.
Раскрылся неба синий зонт
И встал над городом, как купол.
Кругом — сплошные миражи:
Плывут, качаются кварталы,
И тают, тают этажи,
Закрывшись шторами устало.
О, как утяжеляют кровь
Замедленные ритмы улиц!
Иду на чей-то тайный зов,
Завороженная июлем.
Сомкнутся улицы в кольцо,
Я закружусь — и не замечу.
И как удар — твое лицо
В толпе идущих мне навстречу.
«С УТРА ПУШИСТЫМ СНЕГОПАДОМ…»
С утра пушистым снегопадом
Покрыло сонные дома,
Как будто с белых яблонь сада
Весь цвет осыпала зима.
И стаи белых птиц спустились
И на поля, и на луга,
К полудню тихо засветились
Взлететь готовые снега.
И в этом ласковом сиянье —
Предощущенье перемен.
Затрепетало ожиданье
В поющих линиях антенн.
Под солнцем на карнизе крыши
Проснулась робкая капель.
Февральским синим днем я слышу
Гудит и плещется апрель.
Анатолий Корсаков
ДИРЕКТОР
Рассказ
1
Настроение у Шубина было неважное. Он медленно ходил от стола к двери, от двери к окну, словно утрамбовывая свой небольшой кабинет тяжелыми шагами. Через раскрытое окно врывался летний ветерок, но не освежал прогретый комнатный воздух. Со стороны могло показаться, что Дмитрию Николаевичу мешают собственные руки. Он то засовывал их в карманы, то сцеплял на шее и останавливался в раздумье.
Читать дальше