— Я не позволю учинять над собой унизительный допрос! — закричал Дородных. — Все! Будьте здоровы. Спокойной ночи.
— До свидания! — сказал я и вышел.
Несколько дней Егор Иванович не заглядывал в «Березки», не отвечал и на мои телефонные звонки. И вот сам, незваный и нежданный, прикатил на такси, сидя за рулем.
— Ты где пропадал, сенатор? Искал я тебя, можно сказать, днем с огнем и не нашел. Ты что, прячешься от меня?
— Дела, Саня!
— Какие такие дела?
— Деликатные, секретные, это самое. Проворачиваю одну тихую и хитрую операцию. Молодостью решил тряхнуть. В общем, это самое, хочу произвести основательную раскопку одной кучи хлама при помощи глубокой разведки.
— Какой хлам? Какая разведка?
— Не сбивай, Саня, своим нетерпением. Я же тебе сказал: операция предстоит чрезвычайно деликатная. Имеет прямое отношение к твоей миссии и к завтрашнему дню комбината.
И он во всех подробностях рассказал мне о письме в редакцию некоего Воронкова… неизвестно где пропадавшего отца Дмитрия Степановича Воронкова.
Я выслушал Егора Ивановича и на всякий случай не признался ему, что мне уже известна эта тяжелая и некрасивая история. И Голоте не грешно малость похитрить, для пользы дела с бывшим «рабкринщиком», «цекакистом».
— Как я понял, тебе здорово не понравился папаша Митяя? Так?
— Мало! Я возненавидел этого пройдоху.
— Почему ты решил, что он пройдоха?
— Нюх у меня на таких, отпетых, безошибочный. Нет у него к Дмитрию отцовских чувств. Одной выгодой руководствуется.
— Какой?
— Имеет намерение под корень срубить Митяя. Отрезать ему дорогу к директорскому посту. Потому и хочу, это самое, поиграть с ним, устроить ему каверзу, как советовал в таких случаях Ильич.
— И что же ты надумал?
— Прикинусь простачком. Войду к нему в доверие. Сделаю вид, чтет хочу вывести на чистую воду Митяя, не желающего признать себя сыном законного папаши. Словом, это самое, воспользуюсь особым ухищрением, чтобы вывернуть наизнанку пройдоху. Есть какие-нибудь возражения?
— Нет, Егор Иванович.
— Ну что ж, это самое, тогда буду действовать.
Наглецы, когда их хватаешь за жабры, вдруг становятся тише воды, ниже травы.
…В редакцию многотиражки пришел Воронков-отец и категорически потребовал вернуть ему жалобу на сына. Его просьбу удовлетворили. Из редакции он направился в суд, вытребовал свое заявление. И там ему не отказали. Вечерним поездом он отбыл из негостеприимного города, предварительно написав сыну такое письмо: «Митя! Прости ты меня, дурака. Уезжаю навсегда. Доживу свой век с мыслями о тебе. Будь здоров и счастлив». Вот теперь, по-моему, он был абсолютно искренним.
В тот же день улетел и товарищ Дородных. Уже с аэродрома он позвонил в «Березки», попросил меня к телефону и сказал:
— Секретарь, а ты, оказывается, был прав в темном конфликте отца с сыном. Ловко он, этот сибиряк-дальневосточник, ввел меня в заблуждение. Виноват, брат, извини за все мои чересчур горячие и несправедливые слова в твой адрес. Вот так!.. Как видишь, я человек прямой — наступаю и отступаю с открытым забралом.
Я молча выслушал его покаяния, молча положил трубку.
Неожиданные ходы товарища Дородных и новоявленного папаши окончательно стали мне ясны через несколько дней.
Егор Иванович в очередной раз явился ко мне весьма и весьма удрученным. Не торопился поделиться со мной новостями, которых у него обычно уйма. И меня ни о чем не спрашивал. Сел в угол дивана, задымил сигаретой, на меня угрюмо-загадочно поглядывал и помалкивал. Говорун стал молчуном. Заговорил он только после того, как выкурил до конца сигарету. Глубоко, всей грудью, вздохнул и сказал:
— Жизнь, Саня, это самое, оказалась хитрее нас с тобой, закаленных, с сорокалетним стажем, рабкриновцев.
Слов много, а сути капля. Терпеливо жду, чем он еще меня порадует.
— Раскопал я, это самое, кучу хлама, вдоволь поиграл с новоявленным папашей, разведал его душу и выяснил такую картину… Жену его, оказывается, зовут не Аня, а Ася.
— Ася?!
— Ася Атаманычева. Уехала она из нашего города летом тысяча девятьсот тридцать третьего года. И не одна… с дитем под сердцем. Вот в таком виде, на втором месяце беременности, без кола и двора, она и встретилась с юридическим охламоном, выскочила за него замуж… Вопросы есть?
— Говори, говори, Егор Иванович!
— Ну, поженились, а через восемь месяцев Ася родила сына и назвала его Дмитрием. Недолго он был при родной матери, питался ее природным молоком. Вскорости супруги Воронковы сели в поезд, приехали в наш город и тайком подкинули младенца под ворота Атаманычевым — Родиону Ильичу, его жене Маше и их сыну Алеше… Вопросы есть, Саня?
Читать дальше