Михаил Лоскутов: Немного в сторону

Мастер скрипки Добрянский. Значит — очерк о построении скрипки, инструмент, мастерская, значит — лаки и деки, «рождение Страдивариев» и «тайны звука». Но я сейчас на некоторое время отодвигаю в сторону вопросы инструментоведения. Я кропотливо разбираю факты, ворохи обстоятельств, справок, сомнений, сопоставлений, и вот я чувствую настоятельную потребность рассказать все, что я узнал об этом человеке, искренне и беспристрастно. Это история необыкновенной жизни, дум, страданий и побед Льва Владимировича Добрянского, история человека, который не был ни полководцем, ни революционером, ни даже ученым. Он — скромный мастер скрипки. Но он в известном смысле и ученый и, главное, революционер этого своего дела.

Идя за Львом Добрянским, всеми перипетиями его жизни, я должен коснуться рутины, с которой он дрался, и рутинеров, которых он касался, — здесь страшные истины могут коробить слух, а неточность в специфике — вызвать заклинания жрецов, волнения которых обратно пропорциональны силе основной правды всей этой истории.

Идя за Добрянским, я должен говорить о скрипках и всех сложных особенностях его дела и его правды. Значит, тут будут и деки, и лаки, и многие вопросы инструментоведения — особый мир скрипок, скрипичных мастерских, запахов старинного дерева, тайн рождения скрипки…

Открыта дверь в получердачную конуру, и зажжена лампа. Еще неясно видны окружающие предметы — они необычны и странноваты для постороннего; деревянные остовы, висящие вдоль стен, лаки, грифы, куски дерева — неродившиеся предметы, полувещи, инструменты, которые должны еще возникнуть — из материалов, из науки, из опыта и из таланта мастера. Словом, это тот самый мир скрипок, который сорок лет уже окружает Льва Владимировича.

Антонио Страдивариус, гениальный итальянский мастер скрипок, умер в 1737 году. Он был завершателем дела целой плеяды «гениальных итальянцев». Высокий и худой старик в белом колпаке и кожаном фартуке до девяноста трех лет проработал в своей мастерской на площади Доминика в Кремоне, сделал девятьсот скрипок и умер, унеся с собой тайны своего мастерства. Он продавал свои скрипки по четыре луидора за штуку. Сейчас они оцениваются в двести тысяч долларов.

На скрипках перед своим именем он ставил марку: «Кремоненсис». Это значило, что скрипка сделана в Кремоне, а это гораздо больше, нежели обозначение города. Кремона — это целая школа скрипичных мастеров. Это школа гениального учителя Страдивариуса — Никколо Амати, это Гварнери, это плеяда знаменитых предшественников. «Кремона» означало — «вне конкуренции». Там сосредоточился коллективный опыт, передававшийся из поколения в поколение мастерами. Мастера скрипичного цеха — этот старинный дух цеха, касты, терпкий дух жреческого ладана витает до сих пор над скрипичными мастерскими всего мира.

Существует выражение «кремонская тайна». Она стала почти романтикой. Она имеет свою литературу, свои приключения, свои анекдоты. Разгадку тайны искали как жар-птицу. «Алхимики» варили «лак Страдивария». В Европе сделаны сотни тысяч копий Амати и Страдивария. Подделыватели доставали старинный материал, на котором работали мастера Кремоны. Полусумасшедший чудак Луи Тарризио отдал свою жизнь собиранию всех старинных итальянских скрипок. Знаменитый мастер Вильом скупал все, что осталось после смерти Страдивариуса, даже щепки. Французский ученый Савар разламывал целые драгоценные инструменты, чтобы исследовать материал.

Вся литература, даже техническая, занимается не столько сущностью самой «тайны», сколько ее ароматом. Призрак жар-птицы висит над станком почти каждого скрипичного мастера. Только самые дешевые и не уважающие себя ремесленники не вздыхают о ней.

О производстве скрипок принято говорить почтительным шепотом.

Не говорят — «изготовлять» или «делать» скрипку. Существует специальное выражение — «строить скрипку». Каждую скрипку строят, как дом, как корабль, как сложное и большое произведение искусства. Но ее строят без чертежей и планов, а по вдохновению.

Если же есть чертежик, то он раскрывается только ночью и прячется в самый потаенный угол мастерской. Это чертеж собственного опыта. Это искусство плюс немного алхимии. Это великий дух цеха мастеров скрипки.

Пожалуй, самая большая удача Льва Добрянского была в том, что его отец не был скрипичным мастером, и дед не был мастером, и сам он не был учеником мастера скрипок. Он вошел в этот мир легкой походкой свободного и любознательного человека, без цехового груза за плечами. До того он был немного артистом-любителем, прекрасным стрелком, пиротехником, выпустил две книги стихов и написал либретто оперы «Бахчисарайский фонтан». Наконец он заинтересовался скрипкой. Возможно, тут сказалась старая любовь бывшего скрипача оркестра Ришельевской гимназии. А может быть, на это дело его толкнула страсть исследователя-изобретателя.