Эдишер Кипиани - Девятые врата

Сыновья несли его на руках, на плечах, на спинах… Однажды вечером они заметили на севере высокие горы. Никогда прежде не видели они таких неприступных и грозных вершин. Человек, взошедший на такую гору, несомненно первым увидит новый месяц…

Улыбка играла на лице умирающего звездочета, и последние слова его походили скорее на приказ, чем на просьбу, — он велел сыновьям возвести на этих вершинах высокие башни, дабы подняться еще выше, и ценою собственной крови защищать эту землю, откуда раньше всего виден молодой месяц…

«Что нужно этому старику, — думал Иаго, — выслужиться хочет, что ли? Небось всю жизнь отдал этому лесу, горам — прозябал в безвестности, никто не оценил его верной службы, и вот он хочет притащить в Цхинвали «нарушителя», чтобы преданность свою доказать. Ну и что же, если выяснится, что поймал он не врага, ведь долг свой он все-таки выполнил! Похлопают по плечу, похвалят за бдительность… Нет, я наверняка клевещу сейчас на него… Не может быть такого…»

Иаго остановился. Внезапный прилив гнева растопил заледеневшую в груди досаду, и она выплеснулась наружу.

— О чем вы все-таки думали, когда стреляли, а вдруг бы попали?!

— Если б хотел попасть, не бойся, не промахнулся бы… — Лесник как будто ждал этого вопроса.

«Вырвать сейчас у него ружье, приставить к груди, пусть докажет, что не враг», — подумал Иаго, а вслух спросил:

— Интересно, как бы вы оправдались на моем месте?

— Оправдался бы.

— Как же?

— Это уж моя забота.

«Ничего бы ты не сказал», — подумал Иаго и пошел дальше.

«Я бы нашел, что ответить», — подумал лесник.

«Разве можно выразить это одним словом. Одной фразой…»

«Значит, можно, раз я говорю…»

«Доказать это можно лишь всей своей жизнью!» — мелькнуло у Иаго, и он решил, что наконец набрел на истину, нашел правильный ответ.

«Доказать это можно в один день, в одно мгновенье… И нечего тут мудрить!..»

«Всей своей жизнью!»

— Ты о чем? — спросил старик.

— Ни о чем, — ответил Иаго.

Лесник казался теперь ему совсем другим: брови расправились, глаза наполнились живой мыслью. Иаго даже показалось, что старик задается теми же мучительными вопросами. И к выводу, может быть, приходит такому же.

Лес безмолвствовал, словно в своих ветвях сторожил пленницу — тишину. Чутко вслушивался в малейший шорох, спеша тотчас приглушить его, восстановить вековечное молчание.

Поперек тропинки лежало срубленное дерево, беспомощно белели вокруг щепки, словно крик о помощи.

Иаго остановился.

— Кто же это так? — он указал на дерево. — Унес бы к себе, раз срубил.

— А он и унес.

— Тогда что это?.. — Иаго повернулся к леснику.

— Да ребенок у него заболел. Он испугался и притащил назад…

— Испугался? Чего?..

— Места эти священные, народ их чтит издавна… Иначе здесь ни одного бы дерева не осталось!

Они пошли дальше, и всю дорогу Иаго напряженно вглядывался в лес, чтобы не пропустить замеченных деревьев и тропинку, ведущую в село.

Он не оборачивался, но спиной чувствовал, что лесник плетется за ним нехотя.

1965

События, описанные в повести, происходят до денежной реформы 1961 года.

Плач Маро — ария из оперы З. Палиашвили «Даиси».

Ивдит — героиня пьесы «Уриэль Акоста».

Кваркваре — герой одноименной пьесы П. Какабадзе.

Бакбак-дэв — персонаж грузинской народной сказки.