Николай Алфеев - Белые пятна

Лукьянов, узнав об этом, сказал Ганину:

— Не беспокоит ли вас, Андрей Федорович, поведение десятника Разумова? Говорят, он избил Петренко?

Ганин энергично вступился за Виктора, но все же Лукьянов сказал:

— Передайте Разумову от моего имени: он не в лагере, а в экспедиции.

— Скажите ему сами. По-моему, он правильно делает.

Григорий Васильевич промолчал. Уединившись в своей палатке, он стал разбирать почту. Разрезая последний пакет из плотной голубоватой бумаги, Лукьянов обнаружил внутри небольшой конверт без адреса. Отодвинул большое письмо с пометкой «циркулярно» и углубился в чтение краткой записки.

Прочел раз и два. Задумался, забарабанил по столу пальцами. Спрятал записку в бумажник, вышел из палатки и, захватив по обыкновению геологический молоток, покинул лагерь.

Шел он в глубоком раздумье, не обращая внимания ни на то, куда идет, ни на туманное утро с холодным верховым ветром. Шел, опустив голову, с застывшим лицом и немигающим взглядом.

Кругом скрипели раскачиваемые ветром деревья. Совсем близко выскочил рыжий бурундучок, испуганно пискнул и скрылся. По склону раскатился треск упавшей сухостоины. Ветер поднялся и потащил пелену тумана. С головы до ног обволокла она инженера и, увлекаемая ветром, поплыла вверх.

Лукьянов машинально вытер платком взмокшее лицо. Огляделся. Нахмурил брови. Сел на каменную плиту, вынул из бумажника полученную записку и внимательно, покусывая губы, прочел еще раз. Потом торопливо закурил и, держа письмо за краешек, поднес спичку. Отряхнул руки и пошел на голоса.

Большая группа шурфовщиков, расположившись вокруг костра, уничтожала завтрак. Рядом с Разумовым сидел Петренко и, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорил. «Общительный характер у этого «инженера-историка». А если я приду на линию — сбегутся ко мне ребята, как сбежались к новому десятнику? Петренко — и тот не отходит от него», — подумал Лукьянов. В груди его что-то шевельнулось. Зависть? Недовольство?

Когда начальник экспедиции подошел к линии, шурфовщики уже работали. Увидя инженера, Виктор выскочил из глубокого шурфа.

— Вы — горный десятник, Виктор Степанович, — сказал Лукьянов, именем и отчеством подчеркивая значение должности.

Разумов понял, почему Лукьянов несколько дней не разговаривал с ним.

— Я люблю работать, Григорий Васильевич, — просто ответил он. — Да и Ганин торопит. Вчера он сказал, что если к нам не направят еще человек двадцать, мы затянем опробование.

Лукьянов усмехнулся:

— А результаты? Поймите, поиски — это игра втемную. Не думайте, что вас расхолаживаю. Ради бога! Я знаю этот район, верю в его перспективу, но представьте, Виктор Степанович, мне просто не везет. Не везет!

Заинтересованный Разумов слушал, не прерывая.

— Конечно, в этом году рудоуправление постарается удвоить добычу, — продолжал Лукьянов. — Но дадут ли поиски намеченный прирост промышленных запасов? Вот что волнует. Если бы на наших картах были нанесены месторождения хотя бы с тридцатью тысячами тонн слюды, — здесь можно было бы строить фабрику и по-настоящему развернуться.

— Не понимаю, Григорий Васильевич, — честно признался Разумов, — что же мы ищем?

— Счастье! — Григорий Васильевич рассмеялся, обнажив ровные зубы. — Человеческие поступки всегда несут в себе начала добра и зла. Добро — в стремлении к цели, в жажде познания, зло — в ничтожности конечного результата. Миллионы израсходовали на постройку нового поселка, а поиски в этом районе дали пшик. Истомин рвет и мечет. Он человек необычайной энергии, вдобавок мы с ним друзья по Петроградскому горному институту, — добавил он, отвечая на вопросительный взгляд Разумова. — Сейчас он меня буквально осаждает. Но что я могу поделать?

Лукьянов хрустнул пальцами и выругался. Помолчали. В лицо дул порывами холодный ветер, но спины собеседников согревало тепло костра, на который не жалели бурелома.

— А тут еще вы с Ганиным торопите события, спешите делить шкуру неубитого медведя. Близкое разочарование всегда хуже далекого. Зачем лишать себя иллюзий? Курите…

Беря машинально папиросу, десятник покраснел. Слова начальника сбили его с толку. Может быть, им играют, умно и тонко, и в то же время указывают линию правильного поведения? Но, может, Лукьянову просто хочется подумать вслух? Ведь его тоже беспокоит будущее рудоуправления…

— Завтра я вам прибавлю людей, — сказал Лукьянов, как бы догадываясь о мыслях десятника. — Динамитная будка построена, вахтеры сегодня приедут. Ну что еще? Да, будьте помягче с людьми. Переброски не делайте без моего ведома. Вы слишком некритично относитесь к словам нашего молодого фантазера Андрюши, забываете о том, что не всякая фантазия полезна практике. Так что не зарывайтесь. Вообще, не зарывайтесь.