Валентин Ерашов - Семьдесят девятый элемент

Потом Батыев изобразил приличествующую случаю скорбь и осведомился, все ли подготовлено для похорон и продуманы ли мероприятия — сукин сын, так и сказал! — по обеспечению семьи. Я ответил: продуманы. Говорить о Локтионове не хотелось. Я чувствовал себя виноватым в его смерти.

Я велел вызвать Сазонкина, чтобы проверил шахту по всем своим правилам, заактировал и после того разрешил возобновить проходку. Возвращались в поселок на моем «газике», Батыев еще не мог остыть и вдохновлял меня изложением всяких перспектив развития месторождения. Все это я знал и без него и молчал. Но Батыев не из тех, кто нуждается в поддакивании собеседника, ему важно не то, как его слушают, а то, как он говорит, и Батыев разливался весенним соловьем.

Около столовой он, слава богу, отстал и сказал, что пойдет поесть. Столовая уже была закрыта, завтрак закончился. Пришлось позвать Батыева к себе домой, хотя никакого удовольствия мне это не доставило.

Насытившись, Батыев объявил, что продолжит обход хозяйства, он посмотрел выжидательно: догадаюсь ли я сопровождать? Я догадался, чего хочет он, сказал: а мне в контору надо, там бумаг накопилось невпроворот.

В контору я пошел не кружным, а кратчайшим путем: и так задержал обычные утренние дела, сорвал планерку, там, наверное, действительно ждет меня уйма народу и кипа бумаг, и Наговицын уже нервничает, перебирая радиограммы, и бухгалтерия мечется с чеками, поручениями, ведомостями, отдел кадров бегает взад-вперед с проектами приказов, Атлуханов терзает «молнию» на куртке — словом, идет полный раскардаш.

Возле камералки я встретил главного геолога Норина, сказал коротко:

— Зайди.

Норин поглядел на меня глазами Гришки Мелехова, продувными и отчаянными, сказал:

— Сейчас, только бумаги соберу.

А Наримана Атлуханова звать не пришлось, он уже сидел в моем кабинете и встал навстречу, и сказал, будто продолжая начатый разговор:

— Дмитрий Ильич, надо в город посылать за солидолом и запчастями к экскаваторам, того и гляди экскаваторы станут, баллон-мулон, искра́-свеча...

— Здороваться разучился? — сказал я. — Совсем шалый ты, Нариман.

— Здравствуйте, Дмитрий Ильич, — сказал он. — Я думаю, надо послать Стрижевского, достанет хоть атомную бомбу.

— Знаю, — сказал я. — Но выделяй сопровождающего. Чтобы деньги Стрижевскому на руки — ни-ни.

— Конечно, пропьет, — сказал Атлуханов. — А добыть все может, собака. Оформлять командировку, Дмитрий Ильич?

И началось!

Заявления, протоколы, чеки, приказы, трудовые книжки, военные билеты, радиограммы, докладные, командировочные удостоверения, жалобы, справки, проекты инструкций, руки, лица, голоса, рубахи, куртки, майки, чубы, лысины, платочки, улыбки, слезы, требования, просьбы, скандалы — все это замельтешило, завертелось, закрутилось передо мной. Дверь не закрывалась, стул напротив не пустовал, на пропитанном песком сукне одна бумажка сменялась другой — и все это происходило и быстро, и без лихорадки: такой темп я выработал давно, приучил к нему Наговицына и остальную конторскую шатию-братию.

Люблю этот напряженный темп. И свою работу я люблю — всю целиком, без всяких исключений.

В ней есть и бессонные ночи, и долгие маршруты, и плесневелые сухари вместе с последним глотком воды, и стонущая усталость в ногах, в плечах, во всем теле, и телефонные звонки на рассвете, и песчаные бури, и хруст пыли на зубах, и продутые насквозь палатки, и сбитые камнями пальцы, и опостылевшие консервы, и скандалы, и выговоры, и предупреждения о неполном служебном соответствии — чего только нет в моей работе, в моей профессии геолога, в моей должности начальника экспедиции. Но геологию свою я не променял бы ни на что, и родись я второй раз — я опять выбрал бы ее, трудную, утомительную, неустроенную профессию.

Потому что нет для меня радости выше, чем радость поиска и радость открытия. Радость мерить землю — чаще всего безлюдную, глухую, словно забытую богом и людьми, настороженную, замкнутую, порой — злую.

Говорят — человек борется с природой. Неверно. Это природа борется с человеком. Против него.

Природа не покоряется — охотно или трусливо.

Она сечет человека ветром и сшибает с ног ураганом. Она идет раскаленной стеной самума и пронзительной завесой града. Она преграждает путь наводнениями, осыпями, оврагами. Она обрушивает камнепады. Она сотрясает землю изнутри, разверзает землю, заливает пламенем лавы. Она делает все, чтобы не пропустить нас. А мы идем! Идем, черт побери! И не просто идем — ищем. И не только ищем — находим. Золото. Уран. Медь. Железные руды. Сланцы. Олово. Цинк. Все твердые элементы, какие только существуют в таблице Менделеева. Все соединения, существующие в природе. Мы не просто находим их — мы их отдаем людям: нате, берите, пользуйтесь, мы найдем еще и еще!