Виктор Астафьев - Где-то гремит война

Натопили баню. Завалила старуха этого парня на полок — и ну парить, ну парить. Попарит, попарит да ковш ледяного квасу поднесет. И до того она парня искуделила, что он из сознанья вышел. А когда в себя пришел — лежит на постельке, и так-то ему легко дышится, и совсем-то он здоровый. Давай он эту старушку благодарить, и в пояс ей кланяться, и спрашивать, что это за хворь у него была. Бабушка и говорит: «Сидела у тебя в брюхе змея. А залезла она тебе в рот, когда ты спал. Если бы ты табак курил, она бы не залезла — табаку змея не переносит. А так вот заползла и сосала из тебя кровушку, тварь гремучая. Ну теперь я ее выгнала оттудова и земле предала…»

— Фу-у ты! — тряхнул головою дядя Роман. — Видал хлопуш, слыхал хлопуш, сам хлопуша, но такого, как Исусик, встречать не приходилось. Брешет, ястри его, ну просто, как пишет!

— Тебе чо, тебе все не так, — протянул Исусик, — все осмеешь, все сомнению предашь. А это истинная правда!

— Ну, если правда, тогда почему тебе змея в рот не заползает? Ты ведь тоже не куришь?

— Хэ, сказал! Я его, рот-то, трижды закрещу, прежде чем уснуть, а через крест не только змея, даже сам черт не перелезет.

Дядя Роман плюнул, со злом пнул головни. Упав в воду, они зашипели и поплыли, чадя последним дымком.

— Спать пора, — проговорил дядя Роман. — Этого остолопа не переслушаешь и не переспоришь.

Илька, у которого мураши по спине от страха ползали во время рассказа Исусика, помялся и ушел в барак, так и не поняв, правду рассказал Исусик или нет.

В бараке было душно, и братаны, а за ними и Исусик, с постели отправились спать на берег.

Когда все затихло, Илька шепотом спросил у дяди Романа:

— Дядя Роман, а ну как залезет Исусику змея в рот, что делать будем? Из одного котла едим. Может, крест-то не всегда действует?..

— Да-а, это верно, — рассудил вслух дядя Роман, и мальчишке показалось, что Дерикруп заколыхался от смеха. — А мы вот сейчас проверим, паренек, надеется на крестное знамение Исусик или нет. Посмотрим…

Приговаривая так, дядя Роман осторожно спустил с нар босые ноги, нащупал на стене легость, которую забрасывают с плота на берег во время учалки, и пошел из барака. Илька двинулся за ним, поднялся и Дерикруп, любитель занимательных сцен и острых ощущений. Сковородник уже пускал носом свист с переливами.

Осторожно приблизившись к кусту, за которым спал Исусик, дядя Роман отошел, размотал легость и кинул ее через Исусика на поляну. Потом медленно потянул и стал сматывать бечевку легости на руку.

Илька уже понял, какую проделку хочет учинить дядя Роман, и зажимал рот ладонями. Бечевка шуршала в траве, ползла по одеялу Исусика, потом скользнула по его лицу, холодная, гладкая. Послышался вопль, Исусик выскочил из-за куста и начал истово креститься.

Дядя Роман, Илька и Дерикруп, давясь смехом, вернулись в барак.

— И когда вы угомонитесь? — поднял голову Трифон Летяга. — Ты-то, дядя Роман, старый человек, а вроде дитя!

Через несколько минут появился Исусик с одеялом. Дядя Роман, позевывая, скучным голосом вяло полюбопытствовал:

— Чего вернулся?

— Да чтой-то прохладно стало, — отозвался Исусик и тут же притих.

— Змеи небось испугался?

— Чего мне змея? Мне стоит перекреститься…

Илька прыснул первый, за ним покатились Дерикруп и дядя Роман. Дерикруп даже кулаками по нарам колотил. Он всегда так самозабвенно смеялся.

Исусик слушал, слушал, видимо, догадался, в чем дело, выругался и с головой завернулся в одеяло.

Трифон, подавив смех, двинул Дерикрупа в бок и приказал:

— Да спите вы!

Шелковые нитки нашлись. В сундучке Дерикрупа отыскалось фасонистое шелковое кашне с красными полосками. От него отрезали две кисточки. Илька распорол угол подушки и вынул несколько рыженьких перышек. После этого он сел за стол и принялся делать обманки, или, как их еще называют, мушки. Сплавщики с любопытством наблюдали за его работой, дивились. Перышко, подрезанное и очищенное на концах, Илька продел в ушко крючка, обернул вокруг него и кончики прихватил ниткой. Эта нитка плотными рядками легла до изгиба крючка и пошла вверх, снова к ушку. Петельки постепенно образовали брюшко искусственной козявки, а растопыренное перо было крыльями.

Илька не без форса бросил на стол самодельную мушку, и она пошла по рукам.

— Этот парень, братцы, не пропадет! — заверил сплавщиков Сковородник. Он хотел добавить еще что-то, подумал и брякнул: — Одно слово, сирота!

— Фокусник! Скажете, нет? — приставал ко всем восхищенный Дерикруп.