— Где запрятаны деньги? Шевелись!
Чьи-то длинные черные руки срывали вышитые рушники. А учитель Шиляков схватил бандуру и свирепо швырнул ее на пол. Инструмент грозно загудел, сердито забренчали струны, и тогда озверевший Шиляков вскочил грязными ногами на бандуру. Струны рвались с жалобным стоном и больно стегали дикаря, который неистово выкрикивал:
— Вот… вот… вот!.. А-а-а!.. Вот тебе песни, традиции, Украина!.. Ге-ге… большевистская паскуда… они играли… хохлы… у-у-у!..
А мать, залитая, ослепленная кровью, хватаясь за стены, вела к старому разрисованному сундуку украинской работы.
Раиска упала, поползла по полу, спряталась под старым корытом на кухне. Лежала там долго, пока не услышала возле себя шорох. Кто-то прошептал: «Рая, где ты?»
— Папочка…
— Дай теплой воды, дочка… Маму надо обмыть.
Он подтягивался на локтях, волоча неживые ноги.
— А где бандиты?
— Ушли, дочка…
Раиска быстро налила в миску теплой воды из чугуна, и пока отец дополз до разграбленной, оголенной горницы, девочка успела обмыть раны матери, смазать их йодом и перевязать чистыми полотняными рушниками. Она не спала всю ночь — ухаживала за матерью, скребла пол, прибирала комнаты, чтобы никто не заметил беспорядка и обнищания.
И в самом деле, когда уже на рассвете заявился угрюмый Козликин, он долго осматривался, недоумевая. Только голые стены подтверждали недавний погром. Козликин пришел в ярость: он сам давно метил на сундук Соломахи, и вот — подумать только! — его опередили… Сердито заглянул в сундук — пусто, гулко стукнула крышка; хлопнул дверцами опустошенного шкафа. Тут Григорий Григорьевич вытащил из-под подушки серебряный портсигар работы полтавских мастеров и, насмешливо улыбаясь, подал Козликину.
Полковник деловито подбросил его на ладони, определяя ценность вещи, сунул в карман и ушел.
А Раиска уже договаривалась с дедом Адаменко. Этот седой, с приветливым лицом казак собирался в Невинномысскую продавать картофель на ярмарке, и Раиска просила его увезти сестер. На семейном совете решили, что лучше им перебраться на Ставропольщину, к родственникам.
Ночью провела Лиду и Валю камышами, зарослями тальника к Урупу, перевезла на неустойчивой лодочке и вывела к кургану. Сестры послушно шли за своим проводником — за этой еще недавно шаловливой девчушкой, которой можно было дать подзатыльник, надрать уши. А теперь многое зависело от смышлености Раиски.
Ожидали в неубранной кукурузе. Неожиданно удалил мороз, мокрые стебли промерзли и от прикосновения к ним гремели, как железо. Девушки сидели, не шевелясь, и вскоре закоченели.
На рассвете затарахтела мажара, послышалось условное покашливание.
Дед Адаменко быстро уложил девушек на дно телеги, привалил сверху мешками с картофелем.
— Ничего, вы девчата крепкие, — успокаивал он. — Ну, с богом!
Мажара заскрипела, а Раиска исчезла в будыльях кукурузы. И как раз вовремя: из Воскресенки — от ветряков — деда догонял казачий дозор.
— Куда, старое лубье, прешь?
— На ярмарку, сынки.
Казаки саблями потыкали мешки.
— Езжай… Назад без магарыча не пропустим.
Раиска торопилась домой. Там в горячке лежала мать. И отец и мать, оба теперь нуждались в ее уходе, надо стряпать, стирать белье, бегать к Тане…
Не замечала девочка, что у нее на переносице уже давно прорезалась глубокая морщинка.
Сужалось неприятельское кольцо, измотанные партизанские сотни задыхались в тисках свежих офицерских полков. Храбрый Иван Богдан повел 1-й Ставропольский кавалерийский полк на Сухую Буйволу, оставляя дымившиеся Суркули, Куршаву, Султанку и вырубая мелкие кадетские гарнизоны. Но арьергардные части XI армии подтягивались к Кизляру и, потрепав шкуровцев в Рогатой Балке под Сухой Буйволою, полк двинулся на юг. Володя Шпилько получил приказ прорваться со своей прославленной сотней к Святому Кресту, соединиться с Кочубеем и попросить легендарного комдива о помощи.
Возможно, и не прорвалась бы истощенная сотня сквозь густые пулеметные заслоны, но не только саблей и пикой умел мастерски владеть кубанский красавец Владимир Шпилько.
Внезапно под Сотниковкой в предрассветной мгле на кадетские засады, грохоча и сея смерть, поползла чудовищная громадина. «Танки!» — панически пронеслось над окопами противника. Пятигорская молодежь, мобилизованная остервенелым Серебряковым, бросилась наутек, пулеметы умолкли, и Володя повел сотню в атаку. Так был остроумно использован автомобиль, доставленный в свое время Иваном Опанасенко. Всю ночь по приказу изобретательного Володи хлопцы мастерили «танк», пристраивали легкую горную пушку, устанавливали пулемет. Расчет был верный (недаром Володя выбрал для прорыва именно позиции пятигорцев). И теперь попутнинцы рубали, били пиками обезумевших от страха серебряковцев. А через несколько часов братались с кочубеевцами в Святом Кресте.
Читать дальше