Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Вот мудрые речи! — одобрил Бердибай. — Счастье, когда есть старик, который может дать разумный совет. Хорошие слова сказал наш почтенный Шоке, нужные слова.

— Нынешнее время принадлежит молодежи, Бердибай, — продолжал Шоорук. — Молодые могут не согласиться с нами. Мы обижаться не будем… Но если у них есть ум, они должны знать, какое сейчас время, работать умело, видеть, кто свой, а кто чужой. Надо действовать осторожно. Даже в песне поется: «Будешь разумным и сдержанным — далеко пойдешь, а не будешь — останешься в дураках». Э, дети мои, умные люди говорят: «Если под тобой хороший конь — считай и далекий путь близким, если птица счастья села тебе на голову, всех обгони». Обгоняйте всех, сыны мои, обгоняйте! Покойный мой отец любил повторять:

— Да, мудры эти слова вашего незабвенного отца, — сказал Бердибай, — хороший человек и словом утешит, а негодяй ударит тебя палкой и заставит плакать.

— Услышав теплые слова, змея из норы выползает, услышав дурные слова, мусульманин веру теряет, — изрек Барпы. — Если Саадат и его друзья зазнаются, перестанут слушать полезные советы и будут поносить бога, я, ваш молдоке, найду, что им ответить…

— Если Саадат и его друзья — достойные джигиты, — вставил Шоорук, — они не дадут нас в обиду. Если же они недостойные люди, то, став сытыми, забудут о родичах и начнут зачесывать волосы назад, как неверные.

Саадат выслушал аксакалов учтиво, не перебивая, и, когда они кончили, стал на одно колено, левой рукой взял пиалу с кумысом, а правую поднял вверх ладонью:

— Аксакал, — обратился он к Шооруку, сидевшему на почетном месте. — Кто же из старейших рода Батыра может быть нашим мудрым советчиком, как не вы? И кому, как не мне, слушать ваши советы? Правда, для простого народа, я — представитель власти… Но для потомков самого Батыра — для вас, мой заступник, и для лучших людей аила, таких, как Беке и молдоке, я — всего лишь младший брат. Не видно, чтоб и новая власть обходилась без аксакалов. Я не так глуп и упрям, чтобы ослушаться вас. Я буду верно служить вам. Оми-ин! Благословите меня, Шоке.

Шумным одобрением встретили аксакалы слова Саадата:

— Спасибо тебе, дорогой Саадат!

— Так может говорить только достойный сын славного отца!

— Да будет счастливой твоя жизнь! Да благословит тебя аллах!

— Дитя мое, Саадат, — сказал Шоорук, подняв голову и глядя вдаль, подобно охотнику, выпустившему сокола. — Ты молодой побег могучего чинара. Расти и стань достойным своего покойного отца. Пусть весь наш род, все твои родные и близкие живут под твоей сенью. Да поможет тебе дух предков! Оми-ин!

Все подняли пиалы с кумысом.

Иманбай, до этого рассеянно слушавший разговор, после выпитого кумыса оживился:

— Саадат из удачливого рода… Бог всегда был щедрым к ним…

— Шоке, — заговорил мулла Барпы, когда кумыс был выпит, — до великого праздника курбана остается восемь дней. Готовится ли народ? Что ответите, аксакалы?

Барпы обвел взглядом сидящих.

— Правильную речь повел наш мулла.

— Надо готовиться к курбану.

— Как посмотрят на это власти?

— А что они могут нам сказать? Мы всегда отмечали этот праздник.

— Все-таки пойдут разговоры…

— Какие? Васька, который разводит пчел, каждую неделю празднует. Попробуй запретить! А мы чем хуже? — возразил Карымшак.

— Э-э, ведь наша местная власть — Саадат — сидит здесь! — сказал мулла шутливым тоном. — Да и на празднике будет веселиться только простой народ. Лучший кусок зарезанного в жертву барашка съест, как старейший, Шоорук, а нам хоть бы шкура досталась. Если Саадат опасается за себя, пусть запретит курбан.

— Кто же осмелится пойти против обычаев народа! — ответил Саадат решительно. — Будем готовиться к празднику.

— Но у нас люди разные, — у одних есть скот, у других нет его. Надо заранее подумать о курмандыке.

— Думаю, что не найдется никого, кто бы не зарезал барана.

— Это долг перед аллахом.

— Надо в честь праздника устроить игры и состязания, — добавил Бердибай. — Ты, Карымшак, постарайся, чтоб твой рыжий конь пришел первым на скачках. Наш аил не должен уронить свою честь.

— Лучше лишиться головы, чем покрыть себя позором. Нет, мы постоим за себя, — самодовольно ответил Карымшак.