Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Сейчас речь не о волках, Шарше.

— Но ты говорил о детях богачей.

— Они не волки, а дети тех, кто разводил скот, который съедали волки… Надо понимать, что значит «бай». Это не гнилая картошка, чтобы плюнуть на нее и выбросить. Сегодня он богач, а завтра бедняк. Недаром говорится в народе: «Хоть бай и кичится, его может разорить всего один джут; хоть отважный храбрится, его может сразить одна пуля». Стоит только ударить сильным морозам в чынкуран, весь скот бая будет мертвым валяться по ущельям, а сам он оденет худые чокои и станет таким же бедняком, как и ты, Шарше.

— Правильно болуш говорит, — поддержал Саадата молчавший до этого Иманбай.

Многие рассмеялись. Иманбай, повернувшись к ним, сердито проворчал:

— А что, разве я не прав? В нашем аиле нет чужих баев, приехавших откуда-нибудь из-за Андижана, у нас все свои… Киизбай такой же раб бога, как и я. Разве это неправда?

— Да, Иманбай, вы оба рабы бога, — засмеялся Соке, — но твоя шуба немножко хуже Киизбаевой.

— У него своя шуба, у меня своя.

— Верно, только твоя-то дырявая. А бай свою хорошую не отдаст тебе.

— Пусть не отдаст. Сказано: «Если даже ничего не даст, все равно бай хорош, если даже не ешь, все равно масло хорошо!» Эта пословица, Соке, не с неба свалилась.

— Верно, она не с неба свалилась, ее придумали богачи.

— Ну, кончили спорить? — спросил Саадат. — Теперь послушайте нас. Байские сыновья не будут спрашивать нас с вами, куда им идти, они сами дорогу найдут. И социализм будет построен. Эти вопросы мы здесь не решаем. Сегодня мы собрались, чтобы обсудить вопрос о ликвидации неграмотности среди наших девушек и женщин. Кто хочет говорить?

— Я! — отозвался Курман, сидевший впереди.

Он поднялся с места и, размахивая войлочной шляпой, начал:

— Девушки и келин очень редко посещают ликбез. Они рады бы учиться, да родители не пускают, говорят: «Если будут учиться только одни мужчины, и то на каждую семью придется по мулле. А на что женщинам учеба?» Одна почтенная женщина, Аимджан-эне, сказала: «В юрте не место разным картинам и портретам. При них молитвы мои не дойдут до бога». Она сожгла букварь своей дочери. От имени комсомольцев и молодежи нашего аила я вношу такие предложения: первое — женщины, не пускающие своих дочерей на учебу, в наказание пусть теребят шерсть по сорок дней, а те, что невесток не пускают, — по тридцать. Второе — старики и старухи, отказывающиеся посещать ликбез, пусть по три раза плюнут в небо и обругают бога. Если они выполнят это, будем считать, что их неграмотность ликвидирована. А кто этого не захочет сделать, пусть приедет в Красную юрту и запишется в ликбез. Третье — ни одну из девушек нашего аила, пусть она даже засватана, не выдавать замуж, пока не кончит пять классов. А если найдутся родители, которые нарушат этот порядок, калым раздать вдовам и сиротам, а брак расторгнуть по закону. Поставить вопрос об этом перед вышестоящими организациями поручим лично председателю аилсовета Саадату! Да здравствует справедливая советская власть, принесшая угнетенным женщинам свободу и равноправие!

Слова Курмана прозвучали громко и разнеслись далеко, как удары топора о дерево в морозный день. Раздались аплодисменты. Кто-то из сидевших впереди тяжело вздохнул.

Предложение Курмана о наказании родителей принято не было, ему и другим комсомольцам поручили привлечь к учебе всех стариков, старух, девушек и келин, провести разъяснительную работу и добиться посещения ими ликбеза. Но Курман не сдавался и отчаянно спорил с Сапарбаем и Осмоном.

— Если хотите, не включайте мои предложения в свой протокол. Я сам знаю, что делать.

— Нет, ты подчинишься большинству, — настаивал Сапарбай.

— Большинству я подчиняюсь только на собрании.

— У нас есть порядок.

— Если мы все время будем твердить «порядок, порядок» и не принимать мер, наши враги свяжут нас без веревки.

— Ой, чудак, ты избивать, что ли, будешь тех, кто не понимает значения учебы?

— Нет такого закона, чтобы избивать людей, говорить с ними надо, разъяснять.

— Ладно, пусть провинившиеся старухи не теребят шерсть. А кто мне запретит бороться против религии? — не унимался Курман.

— Нечего заставлять стариков плевать в небо и проклинать бога! — ответил Сапарбай.

— От меня так просто не отделаешься! Кто будет сопротивляться, заставлю проклинать бога, — упрямо твердил Курман.

— Тогда ты будешь леваком, — сказал Осмон.

Курман удивился:

— Ой, друг, что твой «левак» означает?