Валерий Закруткин - Будь счастлив, Абди!

В трубке чуть заглушенный расстоянием рокотал бас заместителя командира бригады по политчасти.

— Это ты, Кисурин?

— Я, товарищ полковник.

— А как японцы? Появились?

— Нет, товарищ полковник.

— Так где же они?

— Не знаю, товарищ полковник. Мы обыскали, товарищ полковник…

— Вот заладил! Товарищ полковник, товарищ полковник! Я это и без тебя знаю. А вот где люди, ты знаешь?.. На вулкан этот, на Тятю, лазили?

— Влезли, пока можно было. Там козел только проскочит…

— Эх ты, разведчик… — с упреком сказал полковник. И в его голосе капитан услышал такую усталость, что ему стало стыдно.

— Мы найдем их, товарищ полковник!

— Ищи. Помни — там дети, женщины, старики. Вишь как запугали их самураи. Черт те куда залезли! Мы для них страшнее сатаны… Все понял, Саша? — Перейдя на неофициальный тон, устало спросил полковник.

— Все, Иван Константинович. Извините. Дел очень было много. А то бы я давно…

— Знаю. Ну, добро, казак. Жду хороших вестей.

Кисурин медленно положил трубку и вытер вспотевший лоб.

— Понял, Сидоров?..

— Еще бы, товарищ капитан… Возьмите меня с собой!!

Двенадцатый день живут беженцы из Акапу в шалашах из веток и травы, построенных в лесу на склоне потухшего вулкана Тятя. Запасы риса пришли к концу. Питались отварами трав и съедобными кореньями. Некоторые хотели спуститься вниз, чтобы принести из дома кое-что из еды. Но единственный представитель власти, полицейский Ока, не разрешил.

Утром тринадцатого дня, когда туман еще окутывал подножие горы, беженцев разбудил гром выстрелов. Сначала канонада звучала глухо, потом приблизилась. Казалось, пушки и пулеметы стреляют со всех сторон, где-то совсем рядом.

— Это гремят пушки нашей победы! Наши доблестные самураи бьют русских! — закричал Ока. — Сейчас мы услышим громовое «банд-за-ай»! И… когда разрешат, можно будет спуститься в долину.

Но измученные голодом и страхом люди не выразили радости. Они тревожно вслушивались, пристально вглядывались в стену тумана, будто могли что-то увидеть за ней. И вздрагивали при каждом залпе.

— Плохо, — сказал дедушка Асано и покачал седой головой.

— Что-о? Что вы сказали? Повторите? — приказал Ока.

— Если вы требуете, Ока-сан [14] Господин. , я скажу громко, — ответил старик. — Подождите радоваться. Это бьют пушки с кораблей. Я ведь был моряком.

Ока задохнулся от возмущения:

— Вы… вы… Асано Такита, борусиэбику! [15] Большевик. Вы не верите в нашу победу! — он сощурился, будто впервые увидел старого рыбака, и, щелкнув лошадиными зубами, поставив ноги по стойке «смирно», отчего они сразу стали похожими на большую букву «о», сказал: — К сожалению, Такита-сан, я должен вас арестовать.

Люди вокруг неодобрительно зашумели. Ока оскалил зубы в улыбке:

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Не сейчас. После победы, конечно. — И, надувшись от важности, торжественно закончил: — Она придет к вам, когда последний русский комиссар будет утоплен в океане! Ждите! — И зашагал прочь.

Гром разрывов и трескотня пулеметов постепенно удалялись куда-то в сопки, а потом и совсем смолкли. Туман рассеялся. Но все равно отсюда ни знакомой бухты, ни родного поселка не было видно. Люди ждали. Но полицейский Ока не появлялся.

Взобраться на выступ скалы, откуда все было видно, вызвался худой молодой мужчина, не попавший в армию из-за болезни. Он пошел и вернулся неожиданно быстро:

— Там… там, — и задохнулся в кашле, — на сопках… везде… белые флаги…

Дедушка Асано третий день отказывается от пищи.

— Корми детей, Фудзико. Им жить надо, — говорит он невестке. И снова сидит, поджав под себя ноги, у входа в шалаш. Слегка покачивается его седая голова. Губы беззвучно шепчут что-то. А глаза смотрят через непроницаемую стену деревьев куда-то вдаль.

Сандзо очень жаль дедушку, жаль маму и брата Мицу. Он ничего еще не понимает и все время просит нигиримэси [16] Печеные колобки из риса. . И Сандзо решился. Он спустится в поселок. Он принесет сушеной рыбы и морской капусты. Много принесет. Всем хватит. Сандзо будет ползти тихо, как ящерица. Русские не увидят его.

Разведчики Кисурина начали поиск еще до восхода солнца. Снова тщательно излазили лес на склонах вулкана. Никого не нашли. Пытались найти место, где можно залезть на скалы. Добровольцы расцарапали себе руки, изорвали одежду об острые камни, но выше пяти метров никто подняться не смог. Тогда Кисурин приказал отдыхать.