Анна Караваева - Грани жизни

Ну! — шумно вздохнул Травин, остановившись перед задумчивым Сковородиным. — Теперь понятно тебе, почему так волновался я, слыша в докладе Никиты Сергеевича советы о взаимоотношениях поколений и открытой встрече свежего притока новых сил?

— Да, кто-кто, а я тебя особенно хорошо понимаю, Галактион Романович… тем более, что у меня такого глубокого удовлетворения своей позицией не может быть… История, о которой в течение многих дней говорил весь завод, еще окончательно не завершена. — И Петр Семенович поведал другу все пережитое за последние месяцы.

Травин очень внимательно слушал и неторопливо расхаживал по комнате, заложив руки за спину и делая характерные, чисто «травинские» движения пальцами. А потом сказал:

— Хотя обе наши истории от разных причин, жизненная основа у них одна для всех поколений. Ведь строительство коммунизма — это, брат, сама жизнь, это как воздух вошло во все поры нашего бытия. Но ведь коммунизм вырастает из социализма не как-нибудь стихийно, так сказать, самотеком…

— …а представляет собой процесс быстрого роста производительных сил общества, — продолжал Сковородин.

— А следовательно, и более интенсивное и разностороннее развитие каждой личности! — И темные глаза Травина зажглись острым, требовательным огоньком.

— И вот, друг мой Петр Семенович, когда мы говорим о нашей общей жизненной и принципиальной основе работы для Родины, для партии, отцов и детей всяческих связанных с этим открытий — никак нельзя забывать!

— Да, открытия… это верно, — раздумчиво поддержал Сковородин. — Вот и мне немало нового открыла известная тебе история!.

— Да, брат, об этой диалектике жизни всегда помнить надо, — продолжал Травин. — С одной стороны, новые поколения вступают вместе с нами, отцами, в эпоху практического построения материально-технической базы коммунизма. С другой стороны, молодое поколение и само пробует свои силы и таланты в этом величайшем в истории созидании. С третьей стороны… нельзя забывать, что этому молодому поколению досталось самое большое наследство достижений науки, техники, культуры, а значит, и большие, чем когда-либо, возможности.

— Что ж, абсолютно естественно, — поддержал Сковородин. — Когда они станут старшим поколением, их дети унаследуют еще больше достижений и возможностей.

— А великолепный, вечно молодой итог нашего коммунистического гуманизма! — воскликнул Травин. — Все, что мы делаем, создается для всеобщего счастья, для мира, наша совесть поэтому чиста — только бы старания в деле да дружбы побольше! Все открыто перед нами, все дороги, все возможности, все богатства, знания, труд, мечты!.. Нет тайн и запретов собственничества, все входы для человека свободны — на земле и на морях наших, на высочайших вершинах и в космосе!.. И поэтому, старик, грани жизни, как ты выразился, у нас так органично близки и дополняют друг друга. Оттого-то, если твердо и верно наметилось у человека, а тем более у коллектива движение вперед, например, к более высокой технике, остановить это движение, как и жизнь, невозможно.

— Да, да. Известная тебе история у нас на заводе именно это мне и показала и многому научила, — признался Петр Семенович. — Но вот…

— Что «вот»?

— Она, по сути дела, уже закончилась, все стало на свое место… и надо сделать какой-то, самый последний шажок…

— Это тебе, как я понимаю, нужен этот шажок, — подчеркнул, серьезно усмехнувшись, Травин. — Люди мы с тобой вроде недурные, в огне и беде испытанные. Однако что другим можно, то нам с тобой, старым коммунистам, морально запрещено. Вспомним, если рельс дал трещину, нужно срочно ликвидировать опасность. Если ты ошибся и осознал это, никоим образом не медли, не топчись на месте, выискивая более «удобные» для этого шага обстоятельства… а больше, товарищ, воли и простоты, простоты!.. Возьми, брат, трубку, вызови вашу экспериментальную автоматическую линию и спроси: «А как у вас, товарищи, идут дела?»

— …И хотелось бы мне вас всех повидать… — полувопросительно сказал Петр Семенович.

— Верно! Повидать, поговорить, чем вам, товарищи, нужно помочь… а уж дальше и подавно нужные слова найдутся.

Друзья расстались поздно, пожелав друг другу скоро встретиться снова.

Петр Семенович уже давненько не испытывал чувства духовной наполненности, как сейчас. Это чувство не только радовало его своей ясной ширью и светом, но и глубочайшей уверенностью и страстным желанием без малейшего промедления сделать то, что он решил сделать, и завтра же!