Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Сама она не могла просить, — возразила Ева, — так как библиотечного дела совсем не знает. Тут кто-то дальний взял прицел, ничего не скажешь.

— Ну, позвонили из «Шахтстроя»… — наконец признался Адам Адамович. — Сам начальник… Знаешь, как это бывает?..

— Знаю! — твердо сказала Ева. — Прекрасно знаю, как у нас бывает! А мне теперь куда?

— А ты уже… это самое? — Запрягаев окинул девушку придирчивым и довольно беззастенчивым взглядом. — И плясать уже можешь?.. И частушки петь?

— Я у вас о службе спрашиваю! — решительно проговорила Ева. — А будет настроение, так и споем и попляшем. Прежде всего мне работа нужна! Вы можете представить, что такое тоска по работе, по коллективу? Нет, вы этого не представляете! Это не с вашей душой!..

— Почему не с моей? — обиженно сказал Адам Адамович. — Каждый может заскучать по работе… Со всякой душой. Особенно в наше время, когда «кто не работает, тот не ест».

— Ну вот!.. Поняли!..

— А что тут понимать? Философия!

— Так куда мне идти? Я сегодня же хочу взяться за дело!

— Ну, может, туда и иди… На свое место, конечно…

— А ее куда?

Запрягаев наклонился над столом, его широкий, низкий лоб собрался в гармошку.

— Вы заранее знали, что ее нельзя будет трогать с места? — настойчиво спросила Ева.

— Как это?.. — удивился Запрягаев, будто первый раз об этом услышал.

— Да просто так — ей скоро идти в декрет.

— Правда? — Он поднял голову и громко захохотал, но трудно было понять — от удовольствия или еще от какой причины.

— Вы же знали об этом? Почему не поискали для нее свободного места?

— Ну, знаешь! — Тут Адам Адамович взмахнул руками и по-солдатски выпятил грудь. — Мне она, извини, не жена, что я должен все знать. В анкете об этом не написано. Да и где у нас ты видела свободные места? Где? Люди наезжают и наезжают! Со всего света!

— По закону я имею право занять свое место, — не реагируя на его запал, проговорила Ева. — И чтоб проучить вас, надо было б так и сделать. Но я сказала той женщине, что беспокоить ее не буду. Я могу стать и на другую работу, а она не может, да, видать, и не умеет ничего.

— И дети у нее, — подхватил Запрягаев. — Маленькие дети!.. Еще и свекровь на шее!.. А он — муж ее — очень нужный нам человек. Маркировщик.

— Маркшейдер, — поправила Ева, а сама подумала, что председатель стройкома все знает об этой женщине и хорошо знал, кого посылал в библиотеку.

— Ты это правильно сделала, что так ей сказала, — между тем говорил дальше Запрягаев. — Это с твоей стороны настоящая гуманность, я сказал бы… И догадливость… Тронь ее, а вдруг что-нибудь случится?.. Тогда и тебе… И всем нам… Полная газетка материалу. А для тебя мы что-нибудь найдем… Подумаем… Вот я с Жемчужным посоветуюсь. Щебетуну позвоню… Ты же комсомолка?

— Ну конечно.

— Слушай! — Запрягаев вдруг широко улыбнулся и стукнул ладонью по лбу. — Идея! У Жемчужного есть бумага — сам я читал… Подавай в партшколу!.. А? У тебя такая хватка массовика, организатора… И писать там еще лучше научишься… Давай, приноси заявление! Рекомендацию напишем…

— А почему б вам самим туда не податься? — вдруг неожиданно для Запрягаева спросила Ева. — У вас хватка, кажется, более совершенная, чему меня. И образования нет. А я все же немного училась.

— Ну вот, я серьезно… — обиделся Адам Адамович. — А она…

— И я серьезно, — добавила Ева. — Завтра приду на работу! И прямо сюда, к вам. Не будет места — ваше займу! Женщину с детьми пожалела, а вас не пожалею!.. Так и знайте! И не придумывайте ничего, чтоб меня выжить отсюда! Не выживете! Я раньше вас сюда приехала!

Ева на ходу подхватила свой чемодан и вышла из кабинета председателя стройкома. По коридору шла бойко и быстро, будто вот только что доказала свою правоту, преодолела самое трудное. Возле приемной Кривошипа и Высоцкого на момент остановилась, потянула на себя дверь. В комнате не было даже секретарши, — оттуда потянуло сыростью от недавно вымытого пола и прокуренным запахом стен. А когда вышла на шоссе, почувствовала, что ничего никому не доказала, ничего не преодолела.

На остановке было много людей, все они куда-то спешили, когда приходил автобус, стремительно атаковали двери. Когда-то и она делала так же, когда-то и у нее была рассчитана каждая минута. А сейчас вот некуда спешить, некуда ни ехать, ни идти.

Она не свернула к остановке, а пошла тихонько в деревню. После таких неприятных визитов ей больше не хотелось никуда заходить, а тем более рассказывать о неожиданных осложнениях в своей судьбе. Теперь, как никогда, ей нужен был только друг, очень близкий человек. С ним бы посоветоваться, на его плече или под его заботливым присмотром отдохнуть…