Александр Беляев - Изобретения профессора Вагнера. Лаборатория Дубльвэ (сборник)

– Что же вы хотите предпринять и чем я могу помочь вам? – спросила Нина.

– Вот… вот и дошли до главного, – сказал Лавров и забарабанил пальцами по столу. – Вы уже видели аппарат, регистрирующий электромагнитные волны, излучаемые работающим мозгом, – начал он. – Так вот, в лаборатории Дубльвэ, куда мы с вами еще не заглядывали, стоит другой аппарат, сконструированный под моим наблюдением. Этот аппарат воспроизводит электромагнитные колебания такой же природы, длины и частоты, как и работающий человеческий мозг. Технически, вы понимаете, в этом нет ничего трудного. Моя гипотеза такова: работающий мозг, излучая электромагнитные колебания, безусловно, затрачивает на это некоторую энергию. Представьте же теперь, что мозг получит извне электромагнитные колебания, которые прежде он вырабатывал сам. Ясно, что у работающего мозга должна получиться какая-то экономия в расходовании энергии. Иначе говоря, работа мозга будет облегчена, мозг начнет работать, то есть мыслить более интенсивно. Понятно? Ума электрическим током не прибавишь, но облегчить напряженную умственную работу, я полагаю, вполне возможно. Нормальному мозгу этого не нужно, а вот для старческого «электризация» может оказаться полезной, как палка или костыли при слабости ног…

– И вы производили опыты?

– Производил. Над старыми крысами.

– Над старыми крысами?! – удивилась Нина. – Но как же узнать об угасании умственных способностей старой крысы и о возрождении их под влиянием лучистой энергии? У крысы ведь не спросишь?

– Это не так уж трудно, – ответил Лавров. – У циркового дрессировщика животных я взял дрессированную крысу. Она умела поднимать флаг, но забыла свой номер, состарившись и ослабев умом. Я начал электризовать ее мозг, и она подняла флаг. К сожалению, память возвращалась к ней только во время электризации мозга… Но ведь для человека не представит особых неудобств ношение в часы умственной работы этакой легкой тюбетейки с электродами на висках.

– Если ваши теоретические предположения оправдались на опыте, значит, задача разрешена!

– С крысами. С крысами, деточка, а не с людьми!

– Но, мне кажется, это дает вам право…

– Подвергнуть риску жизнь человека? Таким правом я не воспользуюсь, даже если мне его и предоставят.

Наступила неловкая пауза. Нина была сбита с толку и никак не могла понять, куда же клонит Лавров. Вдруг она вспомнила, что в отделение безнадежных хроников недавно прибыл новый больной – слабоумный старик Сурков, несчастное, неопрятное существо, одновременно возбуждающее и жалость и отвращение. Не его ли Лавров решил подвергнуть первому опыту?… Быть может, профессор ждет теперь моральной поддержки, одобрения со стороны? Что ж, надо помочь ему, если дело только в этом. И Нина с горячностью заговорила:

– Иван Александрович! В отделении хроников имеется больной Сурков, старик-полуидиот…

Но Лавров не дал Нине договорить. При первом же упоминании имени Суркова он нахмурился и, явно взволнованный, горячо заговорил:

– И вы, молодой врач, предлагаете мне такие вещи? Нехорошо, стыдно, Нина! Не возражайте: я прекрасно знаю ход ваших мыслей. С одной стороны, Михеев, высочайший пик ума современного человечества, с другой – какой-то безвестный Сурков, бесполезное, грязное полуживотное, и так далее и так далее…

– Но ведь с завершением работы Михеева связаны интересы родины! – воскликнула Нина, задетая упреком Лаврова. – Разве каждый из нас не отдаст с радостью всю свою жизнь на благо родины?

– Свою, Нина! Свою собственную жизнь, а не чужую. Буду говорить прямо. Я решил начать опыт с самого себя. Но так как быть одновременно в двух ролях – подопытного кролика и экспериментатора-наблюдателя – трудно, то здесь я рассчитываю на вашу помощь и… вашу скромность. Я долго присматривался к вам: вы девушка не болтливая и дельная… Теперь вам все понятно? Дайте же мне ответ, согласитесь ли вы быть моей помощницей в этом деле.

– А если лучистая энергия разрушит клетки вашего мозга, вызовет кровоизлияние?

Лавров иронически прищурил глаз.

– Без некоторого риска здесь не обойдешься.

– Что ни говорите, но жизнь разных людей не равноценна…

– Каждый дает обществу по способностям, и в этом смысле полезность людей различна, но сама жизнь, всякая жизнь бесценна, – серьезно возразил Лавров. – Я допускаю право распоряжаться для блага родины лишь своей жизнью.

– А если вы погибнете, разве интересы родины в этом случае не пострадают? Я уж не говорю о вашей научной работе. Но ведь никто, кроме вас, не сможет вернуть Михееву работоспособность, а в этом сейчас весь вопрос… Нет, воля ваша: я не могу взять на себя ту роль, которую вы мне предлагаете!