— Гав! Гав! — вежливо, но настойчиво он дал понять сохатому, что все равно никуда не уйдет.
Зверь пришел в неописуемую ярость. Он так ринулся на собаку, подняв враз обе передние ноги, что мне подумалось: сейчас пригвоздит Черного к земле. Но Черный, как и прежде, легко увернулся. Они углубились в кусты, и нам ничего не стало видно. Слышен был треск ветвей, удары копыт о землю и редкий насмешливый лай Черного.
Я не знаю, сколько на этот раз прошло времени, но вдруг в кустах поднялось что-то совершенно невообразимое. Топот, треск усилились до крайней степени, словно там теперь сражалось уже целое стадо сохатых. Черный лаял не так, как раньше, а раскатисто и беспрерывно.
Встовский поднялся с колен и решительно взвел курки, я сделал то же самое. Зачем? — мы это и сами, пожалуй, точно не знали. Как говорят, на всякий случай… Не знаю, что бы мы стали делать потом, но в это время оттуда, где кипела борьба, донесся окрик Медведева:
— Стой, ми-лай!..
Это было как гром с ясного неба. Не чуя под собой ног, мы примчались на голос Медведева. Как он успел тут очутиться, спрашивать было некогда. Мы видели одно — и это походило на сказку — заарканенный сохатый метался в кустах. Потом мы различили шагах в двадцати Медведева, который, захлестнув вокруг березы другой конец веревки, медленно подтягивает его на себя. Весь красный от натуги, без шапки, он был похож на: бурлака, вытягивающего в одиночку против течения огромную баржу. Наше ли появление еще больше напугало сохатого, или это случилось бы и без нас, но он, изогнувшись дугой, как пружина вдруг выпрямился и прянул вверх. Веревка лопнула. Медведев кубарем покатился в кусты. Сохатый легко, как тень, перемахнул через прогалину и скрылся из виду. За ним вдогонку ударился Черный. Встовский выстрелил дуплетом из обоих стволов: и пулей и дробью… Я проделал то же самое…
…Потом мы собрались в кружок, опустились на траву и долго весело, от души хохотали.
— Поймал? — спрашивал Бстовский.
— Не то нет, — отвечал Медведев. — Конечно, поймал.
— Куда увезти, на луну?
— Куда хошь, хоть… Эх! Веревка не лопнула б… Знал бы — взял с собой покрепче…
— Сохатый, что ли, порвал?
— А кто же?
— Ты!
— Не один я…
— Ну, с шапкой…
И все-таки этой охотой мы все остались чрезвычайно довольны, гораздо больше, чем если бы сохатый был убит. О мельчайших подробностях несостоявшейся поимки зверя каждый из нас был готов говорить и говорить без конца. И даже когда мы вернулись к оставленным в лесу лошадям, взобрались на седла и тронулись в обратный путь, мы все еще не могли успокоиться. Гордый, смелый, сильный зверь так и стоял перед глазами.
Вскоре нас нагнал Черный, усталый, измученный донельзя. Он укоризненно глянул на хозяина и, не получив от него объяснений, пристроился сзади всех и тихонько побрел по тропинке. У места ночевки к нам присоединились и остальные собаки. Видно, и они где-то «поработали» основательно: шерсть на них была вздыблена, а у одной сочилась кровь из верхней губы.
— С Михайлой занимались, — определил Медведев.
Днем, хотя и под пасмурным небом, тайга выглядела не такой непролазной глухоманью, как мне казалось ночью. Иногда встречалось даже подобие тропинок, неведомо когда и кем пробитых. Я привык к горному ландшафту, здесь была равнина. Часто попадавшиеся болота были удивительно похожи одно на другое. Из деревьев преобладали лиственницы и ели. Осень пронизывала тайгу насквозь: прозрачно оголенными стояли редкие осины, пышноцветущий летом шшрейник теперь торчал сухими серыми былками. В вершинах деревьев кувыркались чернохвостые беспечные белки. Они уже успели надеть зимний наряд. Рябчики взлетали целыми табунами. Звук выстрела для них был неведом. Настреляв десятка три, мы сказали «довольно» и потом ехали, не обращая на них никакого внимания.
К нашей радости, Миша-пилот ожидал нас. Андрей Федорович решил закончить дела побыстрее, с тем чтобы к вечеру попасть домой. Но радость оказалась преждевременной. Дождь хотя и перестал, но облака шли низко, едва не цепляясь за вершины деревьев, и лететь при этих условиях было невозможно. Что ж, подождем до утра…
Утро оправдало надежды. Тихое, ясное. Мы еще раз заглянули в пригон, где толпились лоснящиеся, отъевшиеся на вольном корму жеребята, и пошли к самолету.
Миша стащил с мотора чехол, оглядел поляну во всех направлениях и вдруг глубокомысленно изрек:
— А нам отсюда ведь не подняться. Площадка короткая, нет места для взлета.
Читать дальше