Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Александр поблагодарил Петра Федоровича и, выйдя из конторы, зашагал к реке.

Плот, предназначенный к отправке, вытянувшись почти на километр, подобно острову отделялся от берега протокой. Вода с шумом струилась в этой узкой щели. Ритмично подрагивали стальные тросы, которыми плот удерживался на причалах. Берег был пуст, безлюден. Сколько было видно глазу, толстый слой коры, облетевшей с бревен, устилал спуск к реке.

Стояли последние дни августа. Согретый утренним солнцем воздух был напоен тем терпким ароматом, который присущ только плотбищам. Пахло вянущими листьями тальника, свежей сосновой щепой, развороченной бревнами влажной землей. И все заглушал резкий, слегка кисловатый запах мокрой коры.

Не один раз за минувшие годы Александру приходилось ожидать очереди у наскоро устроенных военных переправ. Там, так же как и здесь, грудами лежали бревна и щепки и так же была взворочена земля, но не запомнился ему этот терпкий аромат подсыхающей коры. Всегда на переправах было только одно: сдержанный шум людских голосов, черта противоположного берега и жадное стремление достигнуть его поскорее. Теперь с такой же жадностью он всматривался в затянутую синей дымкой даль реки. Там, впереди, был дом, там его ожидала встреча с матерью, там для него начнется мирный труд. И, должно быть, от ощущения близости всего этого таким бодрящим и возбуждающим казался запах плотбища, что хотелось петь, прыгать, ворочать любые тяжести, широко шагать, ловя открытым ртом пряный воздух надвигающейся осени.

Из шалашки — маленького домика на плоту — вышел мужчина. Широкоплечий, немного сутулый, с коротко подстриженной седой бородой. Седина серебрилась у него и на висках. Он подошел к кромке плота, надвинул фуражку ниже на лоб, из-под ладони глянул на Александра и негромко спросил:

— Ты что, парень, сюда, что ли, метишь?

— Да, — откликнулся Александр. — Вы лоцман?

— Лоцман. А что тебе?

— С вами до Утесовой попутным сплыть хочу.

— Езжай! — радушно сказал лоцман. — Бери эвон лодку да подплывай.

Александр последовал его совету, бросил в лодку шинель и чемодан и, работая шестом, быстро перемахнул через стремнину, отделявшую плот от берега.

— Так… Отслужил, значит? Совсем теперь? — спросил лоцман Александра, когда тот стал с ним рядом, и стряхнул прилипшую к его гимнастерке щепочку.

— Да, отслужил. Пять лет. Год в военной школе проучился, три провоевал, а потом еще год в армии оставался.

— И за границей побывал, значит?

— Побывал.

— Понравилось?

— Нет, не понравилось! — засмеялся Александр. — Рад, что домой наконец приехал.

Лоцман одобрительно посмотрел на Александра. В глазах у него вспыхнули ответные искорки затаенного смеха.

— Н-да, в первую германскую я тоже повоевал, — сказал он, — и тоже был за границей, в Турции. Так веришь — нет, вода даже — и та была невкусная… Да, — он надвинул фуражку совсем на глаза, — на родине-то и воздух совсем другой — легче дышится. — Он присмотрелся к Александру. — Офицером был?

— Да. Лейтенантом.

— Молодец! Как зовут тебя?

— Александром. А вас?

— А я, значит, Евсей. По отцу — Маркелыч. На «вы» меня не зови — беда не люблю, запомни. Так вот, Александр, пошли, что ли, в шалашку?

В шалашке, построенной из тонких колотых досок, было прохладно. Ветер гулял в щелях между досками. Вдоль стен, из конца в конец, тянулись нары. На них — охапки свежескошенной, уже по-осеннему грубоватой травы, какие-то брезенты, дерюжки и неразобранные постели. Чья-то заботливая рука украсила угол шалашки пихтовыми лапками и яркими плакатами.

— По делу едешь куда? — спросил Евсей Маркелыч, присаживаясь на сундучок и выдвигая из-под нар другой, для Александра.

— Домой. Мать у меня в Кондратьевой. — И Александр повторил то, что рассказывал Горячеву.

— Вона чего! Значит, к старушке матери? Та-ак… — протянул лоцман. — С нами надоест тебе плыть — медленно. А за пять лет, поди, о доме наскучался…

— Не так за пять лет, как за последние две недели. Да ничего, теперь все равно больше ехать мне не на чем. Днем раньше, днем позже, а доберусь, сказал Александр. — Кстати, погляжу, как лес сплавляют. Плавать на плотах мне никогда не приходилось. Смотрю сейчас: какая громадина! Тысяч семь кубометров будет?

— Семь?! Четырнадцать тысяч с хвостиком…

— Ого! Вот это да… А скоро мы отчалим?

— Скоро. Вот получат девчата продукты — и тронемся, значит. Постель-то есть у тебя?

— Откуда же у меня постель! — развел руками Александр. — В поезде на готовой ехал, а в самолете и вовсе не нужна была.