Николай Кочин - Парни

— У тебя все шансы на успех, но ты напрасно торжествуешь и подсчитываешь в уме барыши и сдираешь шкуру с не пойманного медведя. Если дело в умелых руках банкомета, как я, то тебе предстоит разочароваться, и ты со спецовкой можешь проститься. Смотри! Вот моя семерка! Карты хуже нет. Я к ней прикупаю девятку, — шестнадцать. Кто может надеяться тут на выигрыш? Прикупишь — будет перебор. Останешься на шестнадцати — наверняка проиграешь. Возьмем королька.

Взял из-под низу карту и выбросил ее. Это был действительно король. И стало у Мозгуна двадцать очков тоже. Все ахнули и отшатнулись от Вандервельде, застывшего в недоумении.

— В шулерской науке такие спецы, как Санька Зуб Золотой, этот прием называли «наколкой». Суть вот в чем. Острым ногтем спец наносит царапины на карты снизу, и вот я прощупываю эти царапины сейчас при сдаче и узнаю карту. Ежели ближайшая карта мне неподходяща, я слегка отодвигаю ее внизу и нащупываю царапину на следующей.

Мозгун полез рукой под одеяло, достал брезентовую спецовку, всем знакомую, и бросил ее к ногам Вандервельде.

— Ходишь целый месяц без спецовки — и ни гугу. Возьми, брат, да много не расспрашивай.

Вандервельде поднял свою спецовку, проигранную в памятную ночь на Вдовьем Броду. Ребята пуще заволновались.

— Чудеса, чудеса! — произнес Иван. — Вот она, хиромантия, и не верь ты.

А ему поперечили:

— Никаких тут чудес нету, а есть точная наука — шулерство.

— Конечно, — подхватил Мозгун, — вполне точная. Она имеет около двадцати вполне проверенных приемов и около тридцати не вполне проверенных, которые находятся в стадии проверки. Такие приемы, как «клины», «бочонок», «липок», «баламут», дают сто процентов гарантии. «Абдуг», «нахлобучка», «подсыпка», «верховна» — менее тонкие приемы, но тоже верные. Об остальных не стоит говорить. Это пока область изысканий. Остановимся на первой категории приемов. Вот — «клины». Позвольте проверить. Скороходыч!

Мозгун поднял холоду свежих карт, подал их оробевшему товарищу и попросил, чтоб все остальные поглядели тоже и сами «пересняли». Никто ничего не заметил на картах.

— Вот вы, игруны, ничего не заметили. А между тем почти вся колода срезана еле заметно клином, к одному концу поуже. Легко выдергивать нужную карту из колоды, приметную по срезке. Бери, Скороходыч!.. Так. Ты взял, вероятно, что-нибудь из «нарядных», у тебя три, или два, или четыре очка, потому что тебе попала несрезанная карта, каковыми являются очки малые. Теперь бери другую вот; это будет срезанная, у тебя около двенадцати очков. Теперь получай третью, опять несрезанную. У тебя будет шестнадцать или семнадцать. Сам знаешь — самое продувное дело. Потому что, если ты прикупишь еще, я дам тебе срезанную, чтобы получился перебор. Если ты остановишься на этом, я легко наберу себе не больше семнадцати и все равно выиграю.

Он приложил к своей девятке восьмерку и больше не брал.

— Покажи, — приказали товарищи Скороходычу.

Он показал, и у него в самом деле было шестнадцать.

— Если бы мне нужно было к своим семнадцати прикупить, это было бы очень легко. Вот я беру внизу срезанную на углах карту и вынимаю: для вас это не видно, а для меня без промаха. Видите, король — двадцать одно. Премирую Скороходыча майкой за плохую игру.

Он достал майку и подал ее Скороходычу. Эту майку все знали, но последние недели не видели на нем. Удивленье росло. Скороходыч отошел в сторону и пошептался с Неустроевым. Тот покачал головой. Взгляд его был сух.

— А также премируем сандалиями, ремнем, портсигаром остальных членов коммуны за их пренебрежение к высокой квалификации шулерского искусства.

Мозгун достал ремень, сандалии, портсигар и роздал их членам коммуны, кому находил нужным.

— Вот и все, — сказал Мозгун. — Все остальное и так бригаде ясно. Что касается меня, то я в своей практике пользовался просто кустарным приемом — краплеными картами. Под цвет карточной рубашки я наносил карандашом сверху точечки. Проницательный мой глаз их различал, если был день, а если игра происходила ночью, тогда крапленая карта опять мне служила: она давала тень против света.

Мозгун слез с кровати, улыбаясь; его подняли на руках и со смехом стали подбрасывать на воздух. Но вдруг все увидели, что премированные особняком стояли с Костькой Неустроевым. Они не принимали участия в овациях, стояли тихо и шепотом переговаривались.

И все расслышали слова Неустроева:

— Намеренная дискредитация нашей именно половины. Притом такой авантюризм. К чему это?