Анатолий Галиев - Расколотое небо

Маняша стирала близ дачки. Увидев Леона, оглядела придирчиво, сказала:

— Сымай рубаху! Пропотел же весь… Ты где был? Постирать, что ли, было некому?

— Некому, — засмеялся Леон.

К вечеру Молочков неожиданно привез на аэродром Дашку и остальных щепкинских сестер, брата.

Сказал:

— Пусть тут побудут. У здешней контры на весь щепкинский род обида. Еще, тронут малых. Им сегодня ночью в городе лучше не быть!

К ночи на аэродром, почти незаметно, кружной дорогой, пришла полурота латышских стрелков, быстро заняла оборону.

— Во как нас берегут! — сказала гордо Маняша. — Почти как царя! В прежние времена…

Ночью на дачке заснули только малые. Маняша тоже, правда, прилегла, но не спала, все прислушивалась к осторожной тишине над Астраханью, поглядывала на мужиков.

Леон и Щепкин сидели в бывшем тумановском кабинете, пили чай, о чем-то толковали.

В руках у Щепкина были маленькие самолетики, он их настрогал из лучины, когда раненый лежал. Все чего-то расставлял их на столе в мазанке, двигал, делал какие-то записи в толстом зеленом блокноте для железнодорожных весовщиков с квитанциями, на которых стояли таинственные слова «брутто» и «нетто».

Вот и сейчас встретил дружка, уселись, как малые, начали двигать самолетики, играться. Смех…

Сквозь дрему Маняша слышит, как Даня говорит увлеченно:

— Скажем, имею я в отряде четыре бомбардировочные машины…

— Это какие же? — возражает Леон. — Где ты их взял?

— Я пока условно…

— Ах условно, мон шер… Ну-ну, дальше?

— Ты слушай! Бомбардировка маршевых белых колонн сейчас как происходит? Прилетают машины к колонне и сразу вываливают на нее весь бомбовый груз. Колонна в панике разбегается, но тут же собирается вновь… А если я ставлю машины над противником в круг и бью его беспрерывно в голову и хвост, но так, что в каждую минуту бомбит только одна машина, то время действия на противника как бы растягивается и успех от этого будет значительный… Понимаешь?

— Это все хорошо… Только никаких машин у тебя нет… — слышит Маняша смех Свентицкого. — Зачем тебе голову ломать?

— Сейчас нет — когда-нибудь будут… — вздыхает Даня, двигает по столу аэропланчики из щепочек, дымит махрой, задумывается, ероша волосы. Маняша косится на него, а все про свое думает: глупость все это, только бы война отгремела, бросит он смертоубийственное занятие, и запретит она ему все это поганое дело. Человек семейный, сестры, брат, да и свое дите, конечно, будет. Образование у него есть, в механизмах смыслит, может машинистом в депо на паровоз, может на пароход пойти служить к паровой машине. Только не в небеса. Пусть птички летают, у них характер такой и устройство всего организма, чтобы летать.

Дом у дедули, хотя и старый, а если ремонт дать, на многие годы жилья хватит. Только крышу новой дранкой покрыть, печку переложить, чтобы не дымила. Ставни можно покрасить в зеленую краску, а по ней маки пустить суриком, для красоты и веселья. Полы глиняные не годятся, будет маленький, станет по земляному полу босиком бегать — и простудится. Значит, надо будет досок на верфи выпросить и настелить хороший деревянный пол, а на него дорожку ковровую. Еще бы хорошо из мебелей купить кресло-качалку для дедули, а под книжки бамбуковую этажерочку с выжженными узорами и надписью «Привет с Кавказа». Господи, была одна, ничего не надо было! А теперь, как подумаешь, голова кругом идет. И корыто для стирки новое, и таз эмалевый малыша купать, и колыбельку ему, и кровать на обоих, и стол. А если корова будет? Для нее баз нужен… Сено… А Дашку учить надо! И сестер, брата щепкинских на ноги ставить! Заботы…

Уже сквозь сладкую дрему слышит Маняша:

— Мы ушли, выходит, Астрахань голая остается?

— Зачем же? — отвечает Щепкин. — Есть приказ. Со станции Алтаты новый отряд перебрасывают, пять машин, что они там, хуже нас? Закроют городишко.

…Пальба началась в третьем часу ночи. Редкая, прокатилась над городом. На Волге несколько раз ударил миноносец.

Больше на аэродроме ничего не слышали.

Утром прикатил веселый Молочков в простреленной насквозь фуражке. Сказал:

— Ах, попалась, птичка, стой! Не уйдешь из клетки... Можете не спрашивать, все одно ничего не скажу! Летите себе спокойно, у нас — полный порядок!

Маняша, отворачиваясь, пробурчала Щепкину:

— Ладно уж! Не тяни душу…

Поцеловала, а плакать ушла за дачку, чтоб никто не видел.

Леон помог Щепкину натянуть комбинезон. От былого шелкового великолепия уже осталось мало чего: комбинезон был грязен, прожжен во многих местах. Договорились вести машину по очереди. Из оружия были только парабеллумы, их проверили, сунули за пазухи, чтобы не захолодела смазка на высоте.