— Вот вам телефон, позвоните завтра во второй половине дня.
Агадаи проводил Мовсума Велизаде до машины ивер-нулся к Алибале.
Подошел и второй четверг со дня смерти Хырдаха-нум, снова готовились поминки. Женщины перебирали рис, собирались варить плов. Алибала и Агадаи, не вмешиваясь в эти дела, сидели в комнате, разговаривали.
Алибала настолько был занят мыслями о жене, что история с чемоданом даже не вспомнилась ему. А между тем она могла обернуться чем угодно. И если Алибала не думал о новом ударе, который мог обрушиться на него, то Агадаи думал. Как условились, он позвонил Мовсуму Велизаде, но тот не сообщил ничего утешительного. Он говорил с Ковсарли, но взаимопонимания не было… Ничего не добившись у майора, Велизаде позвонил начальнику Управления внутренних дел железной дороги — того, как назло, не оказалось на месте; сказали, что его можно поймать в понедельник утром. Приходилось ждать понедельника. «Да, худо», — думал Агадаи. В довершение всего портной-шекинец тоже ничем его не обрадовал — да, он говорил с племянником, и племянник нашел знакомого человека и подослал его к майору, но майор и слушать не захотел своего земляка, отклонил даже просьбу такого уважаемого человека, как Мовсум Велизаде. Значит, намерен засадить Алибалу. И Агадаи пожалел, что не рассказал всю историю Вагифу — тот после седьмого дня уехал к месту службы… Еле дождавшись понедельника, Агадаи позвонил Мовсуму Велизаде. Тот сказал, что разговаривал с начальником; полковник обещал лично заняться этим делом и, если Алибала Расулов не совершил ничего противоречащего закону, помочь ему.
Потом Агадаи звонил Велизаде ежедневно, пока не узнал, что полковник ознакомился с делом Алибалы и сказал, что помочь проводнику Расулову можно, и он поможет ему. Поблагодарив Мовсума Велизаде от своего имени и от имени Алибалы, Агадаи впервые за эти дни спокойно вздохнул.
И вот они сидели вдвоем и беседовали, но Агадаи пока что и словом не обмолвился об участии Мовсума Велизаде в злополучном деле Алибалы. А так хотелось сказать! Ну хотя бы намекнуть Алибале, что дело его улаживается. Да прямо и сказать об этом нельзя было — Алибала непременно спросил бы, откуда ему это известно, а узнав, что Агадаи привлек к этому делу Мовсума Велизаде, возмутился бы.
Говорили о том о сем, вокруг да около; Алибала не заикался о чемодане, и Агадаи не знал, как к этой теме подступиться. В конце концов он спросил:
— Что это о твоем кубинском товарище ничего не слышно?
— Слышно, — ответил Алибала. — Дадаш звонил сегодня утром.
— Да? И что же он говорит?
— Что он может сказать? На всякий случай, приличия ради, справился о здоровье. Спросил о чемодане. Я-то ему на что? Да и кто я ему, чтобы он справлялся о моем горе?
— Своя рубашка ближе к телу, — согласился Ага-даи. — А ты не сказал, что держишь траур, что у тебя умерла жена?
— На что ему это знать?
— Надо было бы ему это сказать. Должен понимать, что человеческие чувства важнее его барахольных интересов. Ты потерял самого дорогого человека, а он об этом и не догадывается. Так пусть по крайней мере не звонит без конца, не надоедает.
— О чем говоришь, Агадаи! Он озабочен тем, что долго не возвращают чемодан. Тревожится. «Пойди, говорит, узнай, почему тянут. Может быть, чемодан уже в руках того человека, который хочет что-то получить? Так пусть не тянет, пусть скажет, сколько просит, сообщи мне по телефону, пошлю с Явузом или сам привезу».
— Я уверен, что дорожная милиция рано или поздно вернет чемодан, — сказал Агадаи. — В спекулянты тебя зачислить нелегко. Допустим, чемодан действительно твой. Мои ребята сказали, что вещи вез для них. Перехватили первый раз. А ты столько лет работаешь безупречно, награжден орденом Трудовой Славы. Вдобавок ко всему, такая уважаемая личность, как Мовсум Велизаде, написал твоему начальству лестный отзыв о твоей работе. Все это говорит в твою пользу.
— Не знаю, Агадаи, не знаю. Сегодня утром приходил Садых, мой напарник, с которым вместе работаем. Привез из Москвы индийский чай на поминки. Говорит, железнодорожная милиция затребовала характеристику на меня, и наше управление написало очень хорошую характеристику.
— Ну что еще хочешь? Теперь я на твоем месте позвонил бы в Кубу и сказал Дадашу, что требуется тысяча рублей, иначе тебя засадят как спекулянта.
— Но с меня никто ничего не требует, Агадаи! Зачем мне обманывать Дадаша и что делать с этой тысячей, если он даст?
Читать дальше