Семен Бабаевский: Сыновний бунт

Роман «Сыновний бунт» свидетельствует о стремлении С. Бабаевского глубоко исследовать жизнь кубанской колхозной деревни, правдиво показать современную действительность, проникнутую пафосом коммунистического строительства.

С. Дмитриев

Посмотрим, посмотрим, что оно такое — этот «Сыновний бунт», — подумает иной читатель. — Как-то оно и на слух непривычно, да и вообще непонятно, о чем пойдет речь. Известно, что когда-то на Руси были бунты голодные, соленые, картофельные — это понятно. В старину бунтовали казаки на Дону, были на Кубани кулацкие бунты, и это понятно. Или у А. С. Пушкина: «Опять моя старуха бунтует…» Но почему бунт сыновний? Молодое, новое берет верх над старым? Сыновья восстают против своих родителей? Неумирающая тема отцов и детей?.. Любопытно!..

Было раннее июньское утро, когда грузовик, на котором ехал Иван, поднялся на гору Недреманную. На вершине три дороги скрестились и разбежались в разные стороны: одна пролегла на Татарку, другая, — на Ново-Троицкую, а третья потянулась на Журавли. Иван все время поглядывал именно на ту дорогу, которая серым пояском подпоясала холм и убегала к Журавлям. И как только грузовик повернул на Татарку и, заплакав тормозами, остановился, Иван соскочил на землю и снял с кузова свой поношенный плащ, рулончик плотной, шириной в метр бумаги с притороченными к ней двумя уже бывшими в деле чертежными рейками и объемистый, запудренный пылью чемодан.

— Журавли тут близко, — сказал шофер, прикуривая папиросу. — Вон за теми увалами укрылись.

— Доберусь! — весело ответил Иван. — Теперь я, считай, уже дома!

— Родом-то откуда?

— Да из Журавлей!

— Вот она какая штука… Чей же будешь, парень?

— Ивана Лукича Книги сын. — И смущенно добавил: — И тоже Иван…

— Так я твоего батька знаю! — воскликнул шофер. — Да и кто товарища Книгу не знает? Человек видный, известный… Вот уже сколько годов гремят Журавли! А через чего гремят? Исключительно через Ивана Лукича Книгу. Это каждый тебе скажет! Бедовый председатель, настоящий хозяин. Побольше бы таких, оно и шилось бы людям лучше. И ты думаешь, чем твой батько достиг таких успехов?

— А чем? — поинтересовался Иван.

— Исключительным старанием и хитростью. Ты чего ухмыляешься? Ох, и хитрун твой батя, каких мало! В прошлом году наша автоколонна на хлебовывозе в «Гвардейце» была, нагляделся, как там дело идет. Многие председатели кинулись в разные новшества, начали то коровок у колхозников отбирать и сводить их на общий баз, то зарплату выдавать колхозникам на манер городских жителей… Для наглядности! — Шофер усмехнулся. — А Иван Лукич обмозговал это дело и сказал: рано!. В нынешнюю эпоху колхознику без коровки и без трудодня не прожить. Хитро рассудил! Понимает, что к чему, потому как сам из мужиков. И получилось так, как и говорил Иван Лукич. У соседних колхозов денег на зарплату не хватает, с молоком туго. А у «Гвардейца» твердые трудодни, и какие! Залюбуешься! В них и гроши, и продукты, и там всякие прочие блага, и молочко у людей не переводится, считай, круглый год. — Шофер завел мотор, но не ехал, медлил. — Неужели ты сынок Ивана, Лукича и сам тоже Иван? Верно, обличьем на него малость похож, ей-богу. Да, счастливый ты, парень! Иметь такого батька не всякому суждено. В гости или на побывку?

— Да как сказать? И в гости и по делу…

— Чертишь или рисуешь? — Шофер кивнул на бумагу.

— Умею и чертить и рисовать.

— Так, так… Это хорошо! Поезжай, батька порадуй. Ну, будь здоров, Иван Книга!

Шофер пожал Ивану руку и уехал. Грузовик, покатился с горы, взвихрил завесу пыли и быстро скрылся за поворотом. Иван нарвал травы, обмел ею, как веничком, чемодан. Постоял, глядя на журавлинскую дорогу. На нем были узкие серые брюки, такой же серый, красиво сшитый однобортный пиджак. Заправив в брюки рубашку, потуже подтянув пояс, Иван задумался, не зная, выйти ли ему на бугор или тут подождать попутную машину. «Так я твоего батька знаю, — лезло в голову. — Да и кто товарища Книгу не знает? Бедовый председатель, настоящий хозяин…» В кармане пиджака Иван нащупал хрустевший, сложенный вдвое пакет: лежит ли на месте? Взял чемодан, рулон, кинул на плечо брезентовый плащ и не спеша поднялся на холм.

Взору открылась степь, изломанная холмами и ложбинами. Солнце ещё не взошло, и бледный восток только-только умылся заревым светом. Куда ни глянь, серебро росы горело на влажной траве. Небо было высокое, синее и чистое, как отлично промытое и протертое стекло. В низине дремал туман — протянулась в метре от земли сизая, прозрачная стежечка шелка.